The evolution of integration policy of Charles de Gaulle (mid 1950s – late 1960s)

Atakishieva Dzhamilya Gunduz Kyzy Postgraduate student, the department of Modern and Contemporary History of Europe and America, M. V. Lomonosov Moscow State University 119234, Russia, g. Moscow, ul. Leninskie Gory, 1 atakishiewa.jamilya@yandex.ru Other publications by this author

Naumova Natal'ya Nikolaevna PhD in History Docent, the department of Modern and Contemporary History, M. V. Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, g. Moscow, ul. Leninskie Gory, 1 naumovafrance@yandex.ru

Генерал Шарль де Голль входит в ряды тех политиков, которые стояли у истоков европейского строительства. Еще в годы Второй мировой войны в рамках Французского комитета национального освобождения (ФКНО) под его руководством широко обсуждались проекты объединения стран Европы^[13]. Например, комиссар по международным делам Эрве Альфан в 1943 году высказывался за экономическую кооперацию европейских государств и формирование «в будущей Европе секторов свободной торговли, выходящих за рамки территорий государств». Экономист Жан Монне, один из ведущих разработчиков планов послевоенного интеграционного строительства, также настаивал на том, что «Европа должна стать единым экономическим целым со свободным товарооборотом». По мнению самого де Голля, необходимость создания интеграционного союза была очевидной – следовало «спаять единство народов Западной Европы, имеющих общие традиции и взаимодополняющие экономики». Выступая в Алжире 18 марта 1944 года перед Консультативной ассамблеей, сформированной из представителей французских политических партий и организаций движения Сопротивления, глава ФКНО официально изложил собственное видение будущего послевоенной Европы: «Что касается Франции, мы считаем, что некое «западное объединение», осуществленное с нашим участием…могло бы дать ряд преимуществ...Обладая в качестве основных артерий Рейном, Ла-Маншем и Средиземным морем, оно, по-видимому, могло бы стать главным мировым «центром производства, обмена и безопасности»^[32]. По свидетельству Э. Альфана, де Голль не скрывал «трудностей реализации этой идеи, но нереализуемой ее не считал»^[23].

Признавая необходимость общеевропейских действий по политико-экономическому восстановлению европейских стран, генерал категорически отвергал любое посягательство на их суверенитет. Он изначально являлся приверженцем межгосударственного подхода к европейскому строительству, легшего в основу концепции «Европы Отечеств», что подразумевало под собой создание в Европе организации в форме конфедерации при полном сохранении национального суверенитета государств-членов. Первоначально де Голль считал, что европейская «конфедерация должна состоять из Франции, Италии, Бельгии, Люксембурга, Нидерландов, Рейнской области и Швейцарии, а в перспективе и Великобритании»^[36]. Идея конфедерации была изложена де Голлем в 1944 году и на протяжении всей его политической карьеры оставалась практически неизменной, но менялись методы ее осуществления.

В научной литературе голлистская концепция объединения Европы редко становилась темой специального исследования, исключения составляют статьи О.В. Богословской^[3] и Е.В. Кашкиной^[8]. При этом отдельные аспекты данной проблемы рассматривались в работах как зарубежных, так и отечественных историков в рамках рассмотрения европейского направления Пятой республики и европейского строительства в целом^{[1; 18; 20; 38; 40]}.

Взгляды де Голля на европейское объединение всегда отличались от мнения большинства представителей европейской политической элиты. Значительная часть лидеров движения Сопротивления высказывалась за федералистский путь интеграции. Так, в «Манифесте Европейского Сопротивления» говорилось: «Страны должны преодолеть догму абсолютного государственного суверенитета, объединившись в единую федеративную организацию»^[31]. На позициях, схожих с де Голлем, из крупных политиков того времени стоял только премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль, который выступал за создание Соединенных Штатов Европы, основанных на франко-германском партнерстве, но при этом осуждал принципы наднациональности и не собирался включать Великобританию в континентальное общеевропейское сообщество.

Сторонники конфедеративного и межгосударственного объединения Европы уступали по степени активности и влияния на общественное мнение федералистам, которые стремились к тому, чтобы как можно быстрее построить западноевропейскую федерацию, презревшую традиционный эгоизм некоторых наций, а вслед за ней (или, возможно, одновременно) создать обширный общий рынок товаров, капиталов и услуг. Помимо сложностей экономического восстановления Европа, как и весь мир, столкнулась с новым вызовом, брошенным международному сообществу – феноменом «холодной войны», который разделил континент на две враждебные группировки. Послевоенное социально-политическое, идейное, экономическое противостояние требовало сплотить силы и ряды своего лагеря и способствовало зарождению интеграционного строительства в Западной Европе с использованием тех схем и «конструкций», которые позволяли западным европейцам объединиться в единую интеграционную общность.

Де Голль видел неизбежность раздела Европы в послевоенном мире на сферы влияния между двумя формировавшимися сверхдержавами – СССР и США. В своих «Мемуарах надежд» он позже напишет: «Между двумя империями, американской и советской, ставшими колоссами по сравнению со старыми державами, происходит непрерывное столкновение сил, борьба за гегемонию и вражда идеологий. Обе империи располагают ядерным оружием, с помощью которого можно в любой момент разрушить весь мир и которое превращает каждую из них в непременного покровителя других стран своего лагеря»^{[6, с. 152]}. Было очевидно, что ни одна из бывших великих держав – ни в стане победителей Второй мировой войны, ни, уж тем более, побежденных – не сумела бы противостоять в одиночку той или иной сверхдержаве, в связи с чем «европейское объединение становилось категорическим императивом глобальной геополитики»^[19].

Первоначально де Голль склонялся к преимущественному диалогу с Великобританией по вопросу интеграции западноевропейских государств, но вскоре понял, что Черчилль не готов создать «франко-британское ядро в Европе». Участие в европейском строительстве, в представлении премьер-министра, «ставило под сомнение преференциальные отношения с колониями и привилегированное партнерство с США»^[12]. Английские политики видели Великобританию в качестве не участника нового интеграционного образования, а его «друга», наблюдавшего за прогрессом объединения со стороны. В итоге, по справедливому замечанию Е.О. Обичкиной, в послевоенные годы «Франция, натолкнувшись на упорное сопротивление Англии европейской идее, начала строительство Европы не со своим военным союзником, а с бывшим врагом [ФРГ – авт.]»^{[18, c.51]}.

Во второй половине 40-х годов генерал, отошедший от власти в январе 1946 года, не исключал возможности участия Западной Германии в европейском интеграционном объединении, ведь это позволило бы контролировать и сдерживать «наследственного врага», что соответствовало интересам Франции и способствовало возрождению ее величия на фоне ослабления Германии. Достижение «величия Франции» как главный ориентир голлисткой политики всегда стояло на первом месте, и генерал последовательно боролся за восстановление былого влияния своей Родины на международной арене. По убеждению де Голля, данной цели было невозможно добиться в случае появления общеевропейской федерации некоего наднационального государства, в котором национальные интересы Франции просто растворились бы на фоне европейских. В «наднациональности», напишет позже де Голль, заключалось «подчинение Франции чужим законам»^{[6, c. 156-157]}. Беседуя со своим соратником и политиком Аленом Пейрефитом, де Голль говорил: «Каждая нация отличается от других, каждая из них самобытна. Если вы хотите, чтобы нации объединились, не пытайтесь объединить их так, как будто делаете каштановое пюре»^[39].

Однако в первые послевоенные годы голлистским проектам западноевропейского объединения не удалось реализоваться, и процесс интеграционного строительства начался без участия де Голля и не на основе его замыслов^{[18, c.48-62]}. Только после вынужденного «перехода через пустыню»^{[14; 2]}, возвращения в 1958 году к власти и учреждения Пятой республики ее президент смог обратиться к проблемам европейской политики непосредственно. Лозунг вернуть Франции ранг великой державы, выдвинутый де Голлем, был прямой заявкой на активное участие Пятой республики в решении межгосударственных проблем, в том числе и общеевропейского характера. С другой стороны, эффективная политика Франции в ЕЭС должна была продемонстрировать рост ее авторитета и чувства ответственности за судьбу региона.

Европейская интеграционная концепция де Голля прежде всего была «способом экономического и политического подъема Франции»^{[1, c. 182]}, поэтому одним из его первых государственных шагов стало исполнение обязательств Франции по Римским соглашениям 1957 года, декларировавшим создание Европейского экономического сообщества (ЕЭС) и Европейского сообщества по атомной энергии (Евратом)^{[15; 8]}. Многие сомневались, что де Голль захочет им следовать, поскольку он слыл противником любой наднациональности, которая, как известно, легла в основу логики западноевропейского интеграционного строительства. По свидетельству А. Пейрефита, «когда де Голль сменил П. Пфлимлена [на посту председателя Совета министров в мае 1958 года – авт.], наши коллеги [сторонники европейской интеграции на наднациональных началах – авт.] больше не сомневались, что все их дело будет не только отложено, но и обречено»^[40]. Первый этап процесса ликвидации внутренних таможенных барьеров внутри «малой Европы» для создания Общего рынка между Францией, ФРГ, Италией и странами Бенилюкса намечался Римским договором к 1 января 1959 года, и де Голль, вопреки неблагоприятным прогнозам, заявил о намерении полностью исполнить обязательства Франции по Римским соглашениям. По словам бывшего представителя при ЕЭС Жана-Марка Боэнье, де Голль, хотя и критиковал Римский договор, учреждавший ЕЭС, «увидел в нем…условия и средство, соответствующие его плану поставить на ноги французскую экономику и, помимо прочего, укрепить связи между Францией и ее соседями, в частности ФРГ»^[26]. К тому же, Римские соглашения позволили в рамках ЕЭС нивелировать и компенсировать экономическое лидерство Западной Германии, а также добиться финансовых льгот для французского сельского хозяйства. Учреждение ЕЭС действительно привело к экономической экспансии «шестерки» и в целом ускорило темпы роста французской экономики, в первую очередь ее сельского хозяйства, получившего финансовую поддержку различных аграрных фондов. В рамках Общего рынка Франция приобрела для себя выгодные условия по производству и сбыту сельскохозяйственной продукции.

Отечественный интеграционалист Ю.А. Матвеевский также отмечает, что уже к середине 50-х годов Франция добилась больших успехов в развитии своей экономики – «был в основном восстановлен экономический потенциал страны», под руководством государства эффективно функционировали главные отрасли промышленности, «постепенно решалась демографическая проблема». Таким образом были сняты опасения де Голля, что в экономическом объединении западноевропейских стран произойдут «растворение…недостаточно экономически окрепшей Франции и дальнейшее привязывание ее к США»^{[11, с. 60-61]}. Уступки де Голля, связанные с ратификацией Римских соглашений, показали, что его европейская политика могла быть гибкой. В частности, несмотря на наднациональные основы ЕЭС, он признал экономические преимущества участия в нем Франции и понимал, что Сообщество по атомной энергии способно обеспечить энергетическую независимость Западной Европы посредством общих усилий и не дать возможность правительству ФРГ «создать собственную атомную отрасль при поддержке США и Англии»^{[18, с. 60]}.

Возможно, именно поэтому после ратификации Римских договоров де Голль сделал все необходимое для того, чтобы Франция могла в полной мере участвовать в осуществлении их основных программ, к чему европейцы приступили с начала 1959 года. Став президентом, де Голль отдал распоряжение создать специальный комитет экспертов для продвижения в ЕЭС французских национальных интересов, который возглавил известный экономист Жак Рюэф. Комитет подготовил ряд рекомендаций и проектов по упрочению экономики и финансов Пятой республики, в том числе по оздоровлению франка, который был девальвирован в 1965 году и получил твердое золотое обеспечение. Это повысило конкурентоспособность французских товаров с учетом западноевропейского промышленного лидерства в рамках Общего рынка.

Для де Голля задача построения Общего рынка не исчерпывалась обеспечением ускоренного развития и модернизации французской экономики и, следовательно, укрепления французской экономической мощи. Первые успехи Европейского объединения угля и стали^{[10; 21; 16]} в середине 50-х годов позволили президенту увидеть в европейском строительстве механизм восстановления не только промышленности, но и внешнеполитического могущества Франции. Объясняя логику действий де Голля в вопросе функционирования Общего рынка, А.Пейрефит писал: «Спасая Общий рынок, последний председатель Совета [министров – авт.] Четвертой республики [генерал де Голль – авт.] думал, что он заслужит внимание и доверие людей, которые начали строить Европу» ^[40]. Кроме того, Общий рынок являлся «континентальным» сообществом, то есть, в глазах де Голля, противоположностью атлантического с тенденцией переориентации Европы на решение собственных проблем. «Моя политика, - писал генерал в мемуарах, - нацелена на создание концерта европейских государств для того, чтобы развитие самых различных связей между ними способствовало росту их солидарности»^{[6, с. 158]}. В этом новом европейском сообществе Франции, по замыслу президента Пятой республики, следовало играть главную роль, укрепляя тем самым основы политики «величия».

По мнению отечественных ученых Н.Н. Наумовой и О.В. Богословской, «рассматривая Францию в качестве руководителя объединенной Европы, де Голль добивался признания за своей страной статуса великой державы, не только правомочной осуществлять независимую национальную политику, но и имеющей ответственность за выработку общей политики Запада»^[3]. Схожую мысль высказывает и Ю.А. Матвеевский: «В ЕЭС он [де Голль – авт.] видел экономическую основу для политического объединения западноевропейских государств, которое должно дать возможность Франции играть более весомую роль как в Североатлантическом блоке, так и во всем мире»^{[11, с.60]}. Отечественный специалист по истории голлизма М.Ц Арзаканян на вопрос, чего хотел президент Франции от «единой Европы», дает совершенно верный ответ: «Он мыслил ее прежде всего не как наднациональное объединение, а как «Европу отечеств» и, главное, не подверженную влиянию извне…де Голль выступал за объединение, не зависимое от НАТО, а ведущее собственную политику»^{[2, 187]}. В беседе с А. Пейрефитом в 1960 году президент Пятой республики прямо сказал, что желал бы построить «европейскую Европу, а не американскую»^{[39, с. 61]}.

Несмотря на очевидные, в первую очередь экономические, успехи ЕЭС, генерал стремился снизить до минимума полномочия его наднациональных органов. По его убеждению, «хотя союз европейских стран и является главной целью нашей политики, мы не можем раствориться в нем. Любая система, предусматривающая передачу части нашего суверенитета международным органам, не совместима с правами и обязанностями Французской республики. Это самоотречение европейских стран, в первую очередь, Франции, неизбежно будет иметь следствием зависимость от внешних сил»^{[33, c. 110]}. Из слов де Голля совершенно ясно вытекает, что, хотя первый президент Пятой республики и следовал заключенным Римским договоренностям, он старался подчинить общеевропейские достижения прежде всего национальным интересам своей страны.

Особенно большое внимание де Голль уделял проекту учреждения в Европе политического межгосударственного союза, в котором определяющее место он отводил Франции как экономически развитой, ядерной державе с региональной ответственностью. 5 сентября 1960 года де Голль выступил на пресс-конференции, ознакомив со своей концепцией политической интеграции остальных участников «шестерки»: «Но каковы реалии Европы? На каких основах мы можем его [политический союз – авт.] построить? По правде говоря, [единая Европа – авт.] – это отдельные государства. Государства, которые, конечно, сильно отличаются друг от друга...Но государства являются единственными субъектами, которые имеют право управлять и подчинять». Генерал назвал «утопией» создание политического наднационального института над этими государствами^[28]. Суть деголлевского плана сводилась к организации регулярных встреч на уровне различных министерств, опиравшихся в своей деятельности на работу постоянных рабочих органов – комитетов или комиссий, специализировавшихся по конкретным вопросам и подчиненных национальным правительствам. Вынесенные на повестку дня межправительственных органов, эти вопросы могли бы периодически обсуждаться Ассамблеей, составленной из делегатов национальных парламентов. Окончательный проект политического объединения, по мнению генерала, следовало вынести на ратификацию «торжественного общеевропейского референдума, чтобы придать [политической – авт.] Европе с самого начала характер народного одобрения, который ей необходим»^{[33, c. 235]}.

Идея генерала была в целом поддержана странами ЕЭС, но его подходы к политическому строительству Европы не соответствовали их интересам, поскольку все они стояли на позициях политического объединения на наднациональной, федералистской основе^[8]. В это же время во Франции была создана специальная политическая комиссия для разработки проекта договора о политическом союзе Европы. Комиссию возглавил верный соратник де Голля Кристиан Фуше. «Проект Фуше» предусматривал учреждение институтов союза, независимых от их аналогов в уже существовавших Европейских сообществах. Его руководящими органами становились Совет союза и постоянная Политическая комиссия. Совет союза должен был заседать один раз в четыре месяца на уровне глав государств или правительств, а в промежутках между сессиями проходили совещания министров иностранных дел. Совет обладал монопольным правом на принятие решений, которые вотировались единогласно. Любое государство-член ЕЭС могло воспользоваться правом вето или воздержаться от голосования^{[3, с. 87-89]}.

Переговоры по «проекту Фуше» проходили непросто, именно тогда проявились серьезные разногласия между Францией и другими странами «шестерки». Бельгия и Нидерланды выступали за развитие интеграции исключительно на наднациональной основе и, кроме того, опасаясь диктата тандема Франция-ФРГ, настаивали на присоединении к ЕЭС Великобритании. Ситуация осложнилась еще больше после того, как Великобритания, не желая оставаться экономически и политически изолированной от стран «шестерки», обратилась с просьбой участвовать в переговорах по созданию политического союза, не дожидаясь ее принятия в ЕЭС. В результате, Бельгия и Нидерланды, отстаивавшие на переговорах интересы «малых» европейских стран, оказались перед дилеммой: либо бороться до конца за углубление интеграции на основе концепции «наднациональной верховной власти», что было неприемлемо для Франции, либо согласиться с французской позицией, но лишь в том случае, если Великобритания присоединится к экономическому и политическому союзу, хотя это требование «выходило за рамки французского проекта и блокировало ведение переговоров» ^{[3, с. 91]}.

В итоге, в конце ноября 1961 года Комиссия Фуше была распущена. Французское правительство тут же представило новый проект договора, так называемый «проект Фуше-2»; де Голль лично внес в него ряд важных дополнений, что свидетельствовало о том большом значении, которое он придавал успешным результатам переговоров по политическому союзу ^{[20, c. 67-69]}. В частности, Европейский парламент по новому проекту получил функции определения внешнеполитических задач и контролем за проведением единой политики всех стран-участниц; вводилась должность генерального секретаря, заменяющего председателя Совета и независимого от правительств государств-членов ^[25]. В целом, несмотря на некоторые уступки, сделанные Францией, по сути проект остался неизменным. Прежде всего сохранился межгосударственный подход к созданию политического союза, против которого так или иначе были настроены практически все участники переговоров. Жесткая позиция Франции в этом вопросе привела к появлению требования новых изменений и дополнений в текст «проекта Фуше-2»^{[37, с. 190]}, и в итоге на встрече министров стран «шестерки» в декабре 1961 года проект политического союза вновь не нашел единодушного одобрения.

Комиссия Фуше в очередной раз получила от де Голля указания разработать уже третий по счету вариант проекта договора об учреждении политического союза. Однако в нем по-прежнему подчеркивалось неуклонное стремление Франции к созданию классической международной организации на основе межгосударственного соглашения, в котором ни одно государство, в первую очередь Франция, не теряло бы и части своего суверенитета. В третьем проекте уже не содержалось никаких уступок другим участникам переговоров: в числе прерогатив Совета вновь появилось положение о сближении, координации и унификации экономической политики в рамках политического союза, изъятое в предыдущем варианте проекта по требованию «пятерки»^{[42, с. 44]} - позиция, неприемлемая для партнеров Франции. По мнению журналиста-исследователя голлизма Л. де Буассьё, недовольство членов ЕЭС вызвало и то, что «де Голль исключил из последней редакции плана Фуше упоминание о сотрудничестве государств-членов Европейского сообщества с НАТО»^[27]. Участники Общего рынка справедливо увидели в очередном голлистском проекте попытку дистанцировать «шестерку» от Организации Североатлантического договора. Министр иностранных дел Бельгии Поль-Анри Спаак объяснил провал переговоров следующим образом: «Желая вступить в Политический союз, Бельгия выдвигает два требования – наднациональные принципы построения и британское участие. Во французском проекте эти два условия не соблюдаются. Бельгия же считает необходимым выполнение хотя бы одного из них. Так как французская концепция лишает нас всякой надежды создать наднациональный Политический союз, Бельгия хочет, чтобы Великобритания была по крайней мере одним из членов союза»^[22].

Отклонение плана Фуше на заседании Комиссии в январе 1962 года вызвало раздражение де Голля, который заявил, что «Европа сильна благодаря мощи своих наций, славна национальными гениями», и обвинил сторонников федерализации Европы в безоговорочном следовании за американской политикой военно-политической опеки над континентом, в подчинении интересов западноевропейских стран внешнеполитической стратегии Соединенных Штатов Америки.

Помимо неприятия деголлевских проектов политического союза члены Общего рынка-сторонники углубления европейской интеграции упрекали французское правительство в «умеренности» в деле интеграционного строительства в целом, поскольку формой предусмотренного голлистами объединения являлась не столько интеграция, сколько кооперация. Письма де Голля премьер-министру Жоржу Помпиду подтверждают опасения, высказанные политиками Бенилюкса: «Если нам удастся создать Европу, – писал президент, - основанную именно на принципе кооперации между государствами, то одновременно с этим возникнут и [по-настоящему эффективные – авт.] институты Европейского сообщества»^[34].

Вопрос об учреждении политического союза в последний раз обсуждался на парижской конференции министров иностранных дел «шестерки» в апреле 1962 года. Однако переговоры вновь закончились провалом, и французский план конфедеративного строительства политического союза в масштабе «шестерки» был окончательно отвергнут. По убеждению де Голля, это произошло потому, что его проект отрицал «подчинение политике и обороне, продиктованным из США, и потому, что он вел к освобождению Старого Света, который не рискнул пойти на это». В «Мемуарах надежд» президент Пятой республики настаивает на том, что «если западные страны Старого Света будут продолжать подчиняться Новому Свету, Европа никогда не станет европейской и тем более никогда не сможет воссоединить свой Восток и Запад»^{[6, c. 180]}.

Де Голль переживал о своей неудаче с проектом учреждения политического союза Европы и надеялся, что позже ему удастся вернутся к его доработке, тем более что влиятельная и самая экономически развитая страна ЕЭС Западная Германия никогда не выступала резко против «планов Фуше». Генерал в начале 60-х годов сделал ставку на тесное сотрудничество с ФРГ, канцлер которой Конрад Аденауэр довольно часто и плодотворно вел переговоры с де Голлем, и между двумя политическими лидерами установились теплые, дружеские отношения. В 1962 году президент Пятой республики, нацеленный на укрепление союза Франции с Западной Германией, писал своему визави: «На самом деле будущее Европы зависит главным образом от наших двух стран, и мы с Вами воодушевлены одной и той же верой в это [предназначение – авт.]»^[35].

Следующим кризисом в отношениях деголлевской Франции и остальных членов ЕЭС оказался вопрос, связанный с перспективой вступления Великобритании в Общий рынок. Он был выдвинут британским руководством и активно дискутировался «шестеркой» параллельно с решением судьбы «планов Фуше». Великобритания, отказавшаяся стать членом ЕЭС при его учреждении, уже в 1960 году устами ее премьер-министра и лидера консерваторов Гарольда Макмиллана заявила о своем намерении войти в состав Общего рынка. Политическое руководство Великобритании решилось на этот шаг, во-первых, из-за быстрого экономического роста стран ЕЭС, превосходившего британские показатели, а, во-вторых, из-за опасения, что в континентальной Европе сформируется крепкая ось «Париж-Бонн», способная проводить независимую европейскую политику без оглядки на англо-саксонские державы. При этом британский политический класс требовал для своей страны особых условий членства в ЕЭС – длительного переходного периода и льгот для аграриев при присоединении английского сельского хозяйства к аграрному рынку.

Де Голль тут же воспротивился вступлению Великобритании в Общий рынок, припомнив «все ее грехи по отношению к Франции»^{[2, c. 193]} и преувеличив британские «промахи». В разговоре с А. Пейрефитом он настаивал на том, что «исконный враг [Франции – авт.] – это не Германия, а Великобритания. Со времени Столетней войны и Фашоды [речь идет о Фашодском конфликте 1898 года между Великобританией и Францией, вызванном их борьбой за колониальное господство в Африке – «битвой за Африку» - авт.] она продолжала выступать против нас… А как она вела себя в межвоенный период?! Она запретила нам отреагировать на оккупацию немцами демилитаризованной Рейнской области. Она не дала нам помешать вооружению Германии. Она бросила нас в Дюнкерке [июнь 1940 года – авт.]. Она играючи обстреляла наш флот в Мерс – эль – Кебире [3 июля 1940 года – авт.]. Она предала нас в Сирии. Она постоянно блокируется с Америкой. Она хочет помешать нам хорошо вести дела в Общем рынке. Да, она являлась нашей союзницей в двух мировых войнах, но она никогда не желала нам добра»^{[39, с. 153 - 154]}.

Формально де Голль мотивировал свой отказ видеть Великобританию в Общем рынке сомнениями в способности британцев вписаться в ЕЭС и отказаться от преференций в отношении стран Британского содружества, а также сочетать принадлежность к Общему рынку с его единым тарифам и членством в Европейской ассоциации свободной торговли (ЕАСТ). На пресс-конференции 19 января 1963 года он заявил: «Вкратце - характер и структура экономики, присущей Англии, коренным образом отличаются от континентальной Европы»^[29]. Но, конечно, главная причина состояла в том, что де Голль рассматривал своего островного соседа как верного союзника американцев, их «сателлита». Он назвал Великобританию «проводником интересов» США в Европе и посредником в их намерении установить в ней свое господство. Президент Пятой республики опасался поглощения ЕЭС «колоссальным атлантическим сообществом, зависящим от американцев и действующим под американским руководством, в котором Франция играла бы далеко не первую роль»^[28], о чем де Голль открыто говорил на упомянутой пресс-конференции. Кроме того, де Голль боялся авторитета, которым Англия продолжала пользоваться в послевоенной Европе; он не мог допустить, чтобы Великобритания, вступив в ЕЭС, перехватила лидерство в Сообществе у Франции, которое она стремилась там закрепить.

По убеждению де Голля, членство Британии в ЕЭС негативно отразилось бы и на судьбе единой сельскохозяйственной политики – одной из основ ЕЭС. Как утверждал президент Франции, «Англия занимается в основном промышленной и торговой деятельностью и лишь немного сельскохозяйственной», в связи с чем она не может быть заинтересована в поддержке и расширении развития сельского хозяйства стран Сообщества, как того желала Франция, в экономике которой доля сельского хозяйства была весьма значительной. Де Голль отказывался «строить Общий рынок, в котором продукция французского сельского хозяйства не сможет найти сбыта для поддержания [ее дальнейшего – авт.] производства»^[28]. По справедливому замечанию отечественного историка голлизма Г.Н. Новикова, «объективная трудность в осуществлении деголлевской концепции «европейского строительства» состояла в том, что Франция вступала в интеграционные процессы, будучи вынужденной «подтягивать тылы», то есть реконструировать свою недостаточно конкурентоспособную экономику, а это так или иначе вынуждало правительство применять ограничительные меры. Например, де Голль дважды налагал вето на вступление Великобритании в «Общий рынок»^[18].

Президент Пятой республики продолжал отстаивать интересы Франции и в других областях. Во время своей речи 25 сентября 1963 года де Голль высказался о необходимости проведения суверенной политики в сфере атомной энергетики: «Мы решили самостоятельно владеть тем, что нам нужно [для защиты государства – авт.], ведь ядерная мощь страны напрямую связана с атомной энергией, которая, как вы все знаете, является основой будущего развития»^[37]. Подобные слова президента свидетельствовали о его стремлении утвердить полную независимость Франции в области организации государственной безопасности, вооружения и эксплуатации атомной энергетики.

Серьезное противостояние между президентом Пятой республики и руководителями стран «пятерки» произошло в 1965 году. В июне председатель Европейской комиссии (КЕС) Вальтер Хальштейн представил на рассмотрение Совета министров ЕЭС пакет предложений, содержавший новый бюджетный план на следующие пять лет, а также проект создания собственных общеевропейских ресурсов за счет таможенных сборов и разного рода налогов. Формирование подобной системы, безусловно, увеличивало самостоятельность европейских Сообществ и способствовало переходу части властных полномочий в бюджетной сфере к наднациональному Европейскому парламенту и частично к Комиссии^[30]. По словам отечественного исследователя Ю.А. Матвеевского, «Хальштейн рассчитывал, что Франция, заинтересованная в общем рынке сельскохозяйственной продукции, пойдет на расширение полномочий Ассамблеи [Сообщества – авт.], а это должно было в дальнейшем привести к расширению прерогатив и Комиссии Сообщества»^{[11, c. 70]}. К тому же КЕС собиралась, исходя из положений Римского договора 1957 года, заменить процедуру принятия решений в Совете большинством вместо единогласия, то есть фактически наступала на права национального государства отстаивать свои интересы вплоть до наложения вето на неприемлемый для него законопроект^{[15, c. 82]}. Как и следовало ожидать, де Голль выступил резко против укрепления позиций Европейского парламента и Еврокомиссии за счет урезывания полномочий межгосударственного Совета министров и против отмены единогласия при голосовании по вопросам общей политики ЕЭС. Во время пресс-конференции 9 сентября 1965 года де Голль не скрывал, что его волнуют «…определенные ошибки или двусмысленные принципы, которые появляются в договорах, касающихся экономического союза стран «шестерки»^[29].

Франция отозвала своего постоянного представителя при ЕЭС, прекратила участие в заседаниях Совета, а также в работе всех комиссий и рабочих групп, поставив условием возвращения за стол переговоров сокращение полномочий Комиссии и урегулирование проблемы голосования в Совете министров. Пятая республика фактически вышла из структур Европейских сообществ, что привело к приостановке их функционирования. В течение почти семи месяцев – с 30 июня 1965 года по 29 января 1966 года – Франция проводила так называемую политику «пустого кресла», которая грозила блокировать всю систему ЕЭС. Комиссия была вынуждена снять свои предложения, «оставив в силе только план финансирования сельскохозяйственного рынка»^{[18, c. 121]}. Де Голль упорствовал, стремясь отсрочить предусмотренную Римскими соглашениями реализацию с 1 января 1966 года статьи договора о введении принципа голосования большинством вместо единогласия в Совете министров. В свою очередь, руководители «пятерки» ожидали результатов президентских выборов во Франции, назначенных на конец 1965 года, на которых они сделали ставку на кандидатуру видного французского европеиста Жана Леканюэ. Победа де Голля (генерал получил 55% голосов избирателей во втором туре, хотя рассчитывал на триумф в первом) смягчила его позицию, и он решил пойти на компромисс со сторонниками федерализации Европы, надеясь в ближайшие семь лет добиться реализации всех своих интеграционных проектов.

С целью разрешения возникшего в ЕЭС политического кризиса было подписано Люксембургское соглашение («Люксембургский компромисс»), текст которого некоторые исследователи называют «показателем истинных намерений генерала де Голля»^{[20, c. 92]}: провозглашалось, что, если решение, которое в соответствии с Римским договором теперь должно было приниматься большинством голосов, затрагивало жизненно важные интересы какого-либо государства-члена, то по требованию последнего его обсуждение продолжалось до достижения по нему консенсуса. Главным принципом принятия решений в Совете по наиболее важным вопросам оставался принцип единогласия.

После подписания Люксембургского соглашения представители Франции вернулись к работе в институтах и органах Сообществ, и, таким образом, кризис «пустого кресла» завершился. Следует отметить, что по его итогам Комиссии пришлось в большей степени учитывать интересы отдельных государств; это уменьшило ее роль как «двигателя» европейской интеграции и снизило эффективность функционирования. Кроме того, Комиссия на длительный период отказалась от серьезных инициатив, направленных на углубление европейской интеграции, а Совет стал еще меньше ориентироваться на дальнейшее успешное развитие интеграционного строительства: он все больше приобретал черты традиционного межправительственного органа, в рамках которого осуществляется согласование позиций путем дипломатических переговоров ^[24].

О последовательности политики генерала в области расширения ЕЭС за счет североевропейских государств говорит второе – «бархатное» - вето, наложенное Францией на вступление Англии в Сообщество в 1967 году, несмотря на «массированное дипломатическое наступление» на Париж». Комиссия ЕЭС опровергла утверждение де Голля о том, что членство Великобритании «принципиально изменит природу Сообщества»^[41]. При этом она добивалась от правительства лейбориста Гарольда Вильсона согласования с ЕЭС решений своих внутриполитических и финансовых проблем. «Впрочем, - отмечает М.А. Липкин, - это не ставилось в качестве предварительного условия для начала официальных договоров, как того требовал де Голль». Он также указывает, что «обострение хронических проблем британской экономики в связи с разразившейся в ноябре 1967 года шестидневной арабо-израильской войной на Ближнем востоке»^[9] облегчило де Голлю задачу по блокированию переговоров о вступлении Великобритании в ЕЭС.

27 ноября 1967 года де Голль дал пресс-конференцию, на которой использовал кризис фунта стерлингов в качестве безусловного доказательства неготовности британской финансовой системы как части экономики Великобритании к существованию в Общем рынке. По словам президента Пятой республики, Общий рынок «несовместим с экономикой Великобритании в ее нынешнем состоянии, в котором хронический дефицит платежного баланса доказывает ее постоянную несбалансированность; а в том, что касается производства, источников сырья, кредита и условий работы рабочих, она [экономика Великобритании – авт.] включает факторы, которые эта страна не сумеет изменить без перемен в самих ее основах»^{[33, с. 150]}.

Как и в первый раз, отказывая британцам в членстве, де Голль не посчитал нужным предварительно проконсультироваться со своими европейскими партнерами, чем вызвал их раздражение, тем более что ФРГ и Бенилюкс экономически были заинтересованы во вхождении Англии в Общий рынок. В сложившихся условиях, осенью 1968 года, бельгийский министр иностранных дел Пьер Армель предпринял попытку включить Великобританию в Общий рынок через Западноевропейский союз^{[18, c. 120]}. В ответ де Голль, применяя уже проверенную им политику «пустого кресла», отказался от участия французских представителей в заседаниях ЗЕС до тех пор, пока тот будет заниматься возможностью пересмотра его, де Голля, решения. Позже в «Мемуарах надежд» генерал объяснил свои действия тем, что он не мог допустить, чтобы судьба Общего рынка, в которой Франция играла важную роль, определялась без учета интересов Пятой республики: «как можно вообразить, что кто-то может без нашего согласия и тем более против нашей воли располагать нашим суверенитетом»^{[6, c. 185]}. В конечном счете, вопрос о первом расширении ЕЭС так и не был решен до отставки де Голля в 1969 года, а внутреннее напряжение между Францией и ее партнерами по Общему рынку усиливалось.

Анализируя интеграционную политику де Голля, становится понятно, что главной ее отличительной чертой являлись враждебность наднациональным институтам, приверженность концепции Европы государств-наций, намерение всегда и в любой области интеграционного строительства отстаивать национальные интересы Пятой республики. Европейское единство интересовало де Голля в той мере, в какой оно способствовало росту могущества Франции и обеспечивало ее лидерство в объединенной Европе. Именно через участие в Общем рынке Пятая республика получала дополнительную возможность развивать свою промышленность и поддерживать важный сектор своей экономики – сельское хозяйство. Поэтому в начале своего президентства де Голль охотно шел на взаимодействие с европейскими странами в вопросе создания экономического объединения, но по мере решения проблем деколонизации и – главное - алжирской проблемы, сдерживавших реализацию основных направлений государственной политики, президент начал упорно продвигать свою концепцию национального величия и приверженность принципам межгосударственного сотрудничества в развитии интеграции, особенно в политической области, иногда даже рискуя внешнеполитической изоляцией Франции.

Усилия де Голля в сфере интеграционной политики Пятой республики принесли свои плоды. Во-первых, ему удалось установить главенство национальных принципов при решении вопросов общей политики в Европейском сообществе. Во-вторых, он не допустил Великобританию – с его точки зрения, экономического и политического конкурента Франции – в ряды стран-членов Общего рынка. В-третьих, де Голль укрепил международный авторитет Франции как страны, стоявшей у истоков и во главе интеграционных процессов в Европе. Нельзя не признать, что деголлевская Франция сыграла важную роль в завершении переходного периода интеграционного строительства, который предусматривался Римским договором. Страны «шестерки» к 1969 году добились введения на территории Общего рынка единого таможенного тарифа, образовав тем самым основы обширного единого рынка государств – участников ЕЭС, внутри которого начался переход к свободному передвижению промышленных товаров, услуг, капиталов и рабочей силы. Пятая республика инициировала и лоббировала создание общего аграрного рынка – так называемой «Зеленой Европы». Французские экономисты внесли большую лепту в сближение и гармонизацию экономической стратегии стран-членов ЕЭС, а также их внутренних налоговых систем через применение единого налога на добавленную стоимость. Де Голль, пусть и безуспешно, упорно боролся за учреждение политического союза «Европы отечеств». Его неудача лишний раз продемонстрировала европейцам, что интеграционное строительство – процесс долгий и сложный, не терпящий быстрых решений и требующий умения идти на компромиссы.

Удивительно, но Франция, управляемая де Голлем – известным противником наднациональности, серьезным и позитивным образом повлияла на успехи и совершенствование системы интеграционного взаимодействия «шестерки» в деле создания наднационального Общего рынка, а сам де Голль может быть по праву отнесен к «отцам – основателям» объединенной Европы.

Хочется закончить анализ интеграционной политики президента де Голля его же словами, которые показывают, какую роль он отводил Франции в европейском строительстве: «…на Европейском континенте именно Франция является источником инициативы и дел, которые могут привести к его объединению…Наша независимость…отвечает не только требованиям надежды и уважения нашего народа к самому себе, но и тому, что ждет от нас весь мир. Благодаря этому Франция обретает одновременно большие основания для гордости и берет на себя тяжкие обязательства. Но не в этом ли заключаются ее судьба?..»^[5].

You can simply select and copy link from below text field.