Conceptual interpretations of law in foreign sociology and their importance for effective public administration

Kovalev Andrei Andreevich PhD in Politics Associate Professor at the North-West Institute of Management, branch of RANEPA 199178, Russia, Sankt-Peterburg oblast', g. Saint Petersburg, ul. Srednii Prospekt, V.o., 57/43 senator23@yandex.ru Other publications by this author

ВВЕДЕНИЕ

В современных условиях глубочайшего и всестороннего системного кризиса актуальной проблемой для эффективного государственного управления становится необходимость применения гуманитарных технологий: социально-философских, социологических, правовых, социокультурных. Мир стремительно меняется, и эти изменения необходимо предвидеть своевременно. Если на Западе политики прислушиваются к мнению ученых-обществоведов и учитывают их рекомендации при принятии внешне- и внутриполитических решений, то в России ситуация представляется иной. К сожалению, корабль российской государственности часто пускается в опасное плавание по неизведанным реформаторским морям без обществоведческих карт, что оборачивается весьма печальными результатами. Достаточно вспомнить хотя бы «перестройку» 1985-1991 гг., приведшую к катастрофическим последствиям для нашей Родины. Во избежание повторения подобных геополитических и социокультурных трагедий политикам и управленцам целесообразно внимательнее относиться к мнениям философов, социологов, правоведов.

Представления о необходимости социально-философского и социологического изучения права являются довольно устойчивыми в научной среде. Эти представления разделялись внутри самой философии права социологами права, которые работали на границе этих наук. Сама эта граница представляется довольно условной, ибо теоретическая социология во многом совпадает в своей предметной отрасли с социальной философией. Философию же права традиционно рассматривают как составную часть социальной философии. И все же правоведы и юристы-практики анализировали право как доктрину, включающую нормы, правила, принципы, понятия и способы их толкования и утверждения. Задача социолога права состоит исключительно в изучении поведения социума в правовом контексте.

В отечественной философско-правой традиции всегда было сильно этатистское понимание права как инструмента, которое создает для себя государство для эффективного управления социумом. Этатистское правопонимание базируется на идеях государственного авторитаризма и государственного принуждения. Например, один из столпов отечественной философии права Г.Ф. Шершеневич формулировал: «Право есть функция государства, и потому логически оно немыслимо без государства и до государства» ^{[18, с. 217]}. И в этом же труде «Общая теория права» ученый постулирует: «Право представляет равнодействующую двух сил, из которых одна имеет своим источником интересы властвующих, а другая – интересы подвластных» ^{[18, с. 311]}. Но беда в том, что сами подвластные не имеют никаких прав, и власти не связаны по отношению к ним ничем, кроме собственного здравого смысла и совести. Шершеневич понимал это, но считал необходимым злом для действенного функционирования государственного аппарата.

Но взгляды Шершеневича разделяли многие представители западной правовой и социальной мысли. Профессор П.А. Горохов отмечает: «Г.Ф. Шершеневич полностью согласен с классической, словно отлитой в бронзу, формулой Р. Иеринга “право есть хорошо понимаемая политика силы”. Более того, ученый всеми средствами делает в своем правопонимании акцент именно на силовом моменте. Он рассматривает право как прежде всего насильственный институт, как инструмент власти, который она использует в своих интересах» ^{[18, с. 81]}.

Видный отечественный правовед, специалист по государственному праву Н.М. Коркунов разделял иную точку зрения. Он рассматривал право как инструмент разграничения социальных интересов. Коркунов полагал, что именно данная особенность правопонимания делает невозможным излишний патернализм по отношению к гражданам ^[11]. Именно граждане, а не государственный аппарат, должны сами выбирать средства защиты собственных интересов.

В отечественной литературе к некоторым аспектам интересующей нас темы обращались В.Н.Жуков ^[8], В.П. Милецкий ^[12], В.М. Пржиленский ^[16], В.Н. Хропанюк ^[17]. Заслуживает внимания обзор западных концепций социологии права, данный в переведенной с польского языка монографии Адама Подгурецкого ^[14].

Данная работа посвящена выявлению концептуальных, философско-правовых трактовок права в зарубежной социальной философии и социологии, которые представляются наиболее актуальными в переживаемую Россией современность. Взгляды западных ученых всегда оказывали влияние на теорию и практику государственного управления как в странах с романо-германским правом, так и в государствах, где превалирует англо-саксонская правовая система или же различные смешанные формы. В некоторых аспектах актуальны эти концепции и для России, исторически выбравшей романо-германский путь в формировании и совершенствовании правовых систем.

Методы данного исследования включают компоненты сравнительно-правового, социально-философского и политологического анализа. Исследование осуществлено на материале трудов зарубежных авторов XIX – ХХ веков.

ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ.

Исследователи часто утверждали, что социология мало что может дать для понимания правовых идей, абстрагируясь от их влияния на конкретные явления социального бытия. Социология права проводила исследования периферийные или даже внешние по отношению к праву, как его понимали юристы. Социологи-правоведы часто избегали сугубо теоретических споров юристов по поводу теорий о природе права как таковой. Они изучали главным образом практику рассмотрения споров, административного регулирования или правоприменения, а также общественные силы, действующие на основе законодательства, особенно в результате действий конкретных законотворческих или политических групп.

Внимательный взгляд на труды классиков-основателей социологии права показывает, что такое разделение труда отнюдь не было неизбежным. В то время как Макс Вебер рассматривал объект социологии как изучение социального действия, он понимал природу правовых идей и разнообразие типов рассуждений о праве как центральные моменты для собственного социологического интереса к праву ^[5]. Эмиль Дюркгейм предполагал, что понимание права как доктрины само должно стать областью социологии, так что чисто юридические вопросы, в конечном счете, будут переформулированы сквозь призму социологии ^[7].

Ойген Эрлих полагал, что понимание права с точки зрения практической юриспруденции будет разрушено и одновременно воссоздано на более надежных основаниях с помощью социологического исследования широко бытующих представлений о правовых идеях ^[26]. Отрадно отметить, что его классический труд «Основоположение социологии права» (1913) был недавно переведен и издан в России ^[19].

Лев Петражицкий считал, что право следует изучать как различные формы сознания и понимания ^[13]. Петражицкий и последователи психологической школы в правоведении выводили право из внутреннего мира человека, из его многогранной психической активности. В основе правового опыта лежит чувство долга – собственного или чужого.

Многие достижения в философии права, включая современную реалистическую юриспруденцию в Скандинавии, США и других странах, показали, что юристы всерьез обеспокоены поведением социума в правовом контексте. Их усилия по постижению природы правовых идей становятся все более интенсивными, хотя большинство исследований протекают в русле позитивизма. В.М. Пржиленский отмечает: «Позитивистские теории права могут быть определены как стремление юристов минимизировать влияние философских концепций на право» ^[16]. Поэтому изучение права с точки зрения социологии представляется позитивистам предпочтительнее, ибо социология, с их точки зрения, менее метафизична, нежели философия.

Порой позитивисты утверждают, что социология не должна изучать правовые доктрины, а лишь влияние права на социум. Но снятие задачи по изучению правовой доктрины с социологического исследования помешало бы социологии права действенно интегрировать, а не просто сопоставлять свои исследования с другими видами правового анализа. Социологическое наблюдение за поведением социума может повлиять на политику, часто выражающуюся в правовой доктрине. Для этого необходима разнообразная социологическая информация, своевременно предоставленная лицам, определяющим правовую политику, тесно связанную с нуждами государственного управления.

Прежние утверждения о том, что социальная наука должна быть просто подручным средством, а не довлеть в юридических исследованиях, отражают старую идею, разделяемую юристами-практиками и профессиональными управленцами. Суть ее в том, что социология и другие социальные науки лишены возможности предложить понимание смысла права (как доктрины, интерпретации, рассуждения и аргументации) ^[41]. Поскольку сторонники социологии права были склонны отстаивать утверждения, что дебаты юристов по вопросам правовых доктрин являются тривиальными или порой даже мистифицирующими. Ясно, что реальное знание о праве как социальном явлении приобретается только путем наблюдения над правовой деятельностью, тесно соприкасающейся с конкретной управленченской практикой.

Степень уверенности в том, что между правовыми и социологическими взглядами на феномен права не может быть серьезного сближения, часто зависела от участвующих в споре сторон. При этом зачастую чрезмерно злоупотребляли позитивистскими терминами. Юристы-практики часто игнорировали научные исследования, выражающие вполне устоявшиеся социологические позиции. Например, представления о том, что действие следует понимать в аспекте его субъективного значения для заинтересованных сторон; что социальная жизнь структурирована символами и часто конституируется как форма коллективного согласия и понимания; что существующий социальный порядок объясним в терминах социальных наук, постоянно создаваемых и воссоздаваемых в человеческом взаимодействии; что общество может быть понято как система коммуникации.

Точно так же социальная наука иногда рассматривала правовые взгляды юристов как исключительно позитивистские. Право для юриста часто понималось социологами как своего рода данность (существующие правила или предписания). Социальные процессы, имеющие центральное значение для опыта юристов – интерпретация, аргументация, презентация воззрений и позиций, переговоры, влияние, принятие решений и формулирование правил – часто недооцениваются при характеристике взглядов юриста на природу права как доктрины.

Критика возможностей социологии права понимать правовые идеи стала более изощренной, хотя и не изменила своего фундаментального характера ^[35]. Широко признается, что социологическое исследование является ценным и необходимым для освещения социальных или исторических процессов, которые формируют правовую доктрину ^[30]. Австрийский юрист Ганс Кельзен, например, отошел от позиции, во многом пренебрегающей актуальностью социологии в изучении правовых идей, чтобы признать важную роль социологии права в трактовке причин и следствий идеологических явлений, отраженных в праве, и в особенности – идеи справедливости ^[10]. Именно о справедливости как базовой идее права очень часто забывают профессиональные управленцы, ссылающиеся на сухие нормы законодательства. Но о справедливости помнят философы и теоретики права. Очевидно, что правовые идеи могут быть поняты как результат исторических, культурных, политических или профессиональных факторов, которые социологические исследования способны описать и объяснить.

Самая интенсивная современная критика социологии права – та, которую мы хотим рассмотреть и оценить – не отрицает, что социологическое исследование может по-своему объяснить аспекты правовой доктрины. Она скорее доказывает, что социология не имеет привилегированного подхода к юридическим идеям – никакого особо мощного интеллектуального озарения, которое могло бы превалировать над другими. Из-за этого у нее нет никакого способа правдоподобно утверждать, что ее интерпретации лучше, чем те, которые могут дать сами юристы. Поэтому остается открытым вопрос, почему социологическая точка зрения должна рассматриваться как более предпочтительная по сравнению с другими.

Иногда высказывается мнение, что социология вовлекает теоретиков и практиков права в концептуально очень слабый и неадекватный дискурс, не дающий внятных объяснений ^[42]. Например, утверждается, что она обладает «интригующей неспособностью обозначить свою область исследования» ^[36]. Концепция социального остается «в высшей степени неисследованной» в социолого-правовых исследованиях и, как утверждают, больше не является для них фокусом внимания ^[24]. С другой стороны, право теперь рассматривается теми исследователями, кто скептически относится к интерпретационным способностям социологии как обладающей интеллектуальной мощью и устойчивостью ^[8]. Эта мощь призвана защитить от прежней «имперской уверенности» социальной науки в том, что она может познать право лучше, чем само право в состоянии познать себя.

В своем обширном исследовании отношений между правом и другими научными (в том числе социальными) дисциплинами профессор из Королевского колледжа Лондона Дэвид Нелькен, специалист по социологии права, утверждает, что усилия этих дисциплин, направленные на то, чтобы сказать «правду о праве», теперь сталкиваются с собственной истиной права ^[37]. Исследователь имеет в виду, что право имеет свои собственные способы интерпретации мира. Право как дискурс определяет в должных терминах, что следует считать истиной для конкретно-правовых целей. Оно сопротивляется научным попыткам его истолковать (например, в терминах экономической выгоды, психологических терминах причин и следствий определенных психических состояний). Ни одно из этих толкований, как утверждается, не схватывает собственные критерии значимости права.

Когда право заимствует что-то из других научных дисциплин или из практики социальной жизни, оно делает это так, как считает нужным, беря то, что считает полезным, причем на своих собственных условиях и для своих собственных целей. Заимствованные понятия часто трансформируются, превращаются в «гибридные артефакты», приспособленные к законному использованию. И часто право переходит в активное наступление. Оно дает свои собственные объяснения социального мира. Оно интерпретирует социальную жизнь в своих собственных терминах – в том числе, теорию и практику управления. Говорят, что право обеспечивает истину для себя, для своих целей, которые не могут быть отвергнуты социологией и с которыми социологическим интерпретациям суждено просто сосуществовать ^[1]. Из-за этого социология не может изменить правовое понимание. В лучшем случае социология предоставляет источник идей, из которых право может заимствовать, если оно находит для этого основания.

С точки зрения социологии проблема заключается не только в том, что ее концепции могут показаться несущественными для понимания права. Здесь доминирует не только неприятность исследовательской неудачи, но и разочарование от неудавшейся попытки сделать невозможное. По мере того как социология пытается понять право, само право исчезает, подобно миражу, чем ближе исследователи подходят к нему. Это происходит потому, что по мере того, как социология интерпретирует право, право сводится к социологическим терминам. Оно становится чем-то отличным от того, чем оно юридически является; или, скорее, от того, что в юридическом мышлении право видит себя как срез социального бытия.

Потенциал социологии права также подвергается сомнению с другой точки зрения. На протяжении более чем десяти лет прогрессивные ученые-юристы все меньше и меньше интересовались тем, как именно право порождается обществом (традиционный взгляд социологии права), и все больше – тем, как само общество порождается правом – особенно в переломные и революционные эпохи. В такое время рушатся старые управленческие структуры и рождаются совершенно новые, но неизбежно несущие в себе черты разрушенной прошлой социальной реальности.

Право не только может стоять отдельно от социологии со своей собственной основой понимания, принимая или оставляя в стороне социальные научные идеи, как оно считает нужным, но оно, как утверждают, способно также создавать онтологическую основу самой социологии. По мнению некоторых ученых, право не имеет никакой необходимости и возможности делать более того, нежели чем создавать собственное нормативное понимание своей социальной среды ^[9]. Но с более радикальной точки зрения право также рассматривается как ответственное, по крайней мере, частично, за создание тех социальных категорий, с которыми должна работать сама социология.

Считается, что проблематичная идея «общества» фактически устанавливается правовыми методами определения социальной инклюзии и исключения. Питер Фитцпатрик утверждает, что право делает возможным существование общества, «тем самым обращая вспять основополагающие утверждения социологии права» ^[27]. Его утверждение относится главным образом к роли права в обеспечении идентичности и границ для субъекта, рассматриваемого как политическое общество, регулируемое государственной управленческой практикой. Но в более общем плане можно считать, что право выражает или структурирует переживания, составляющие существенную структуру социальной жизни. Далеко не всегда право окрашивается социальным контекстом, который социология ввела в правоведение, контекст «предполагается и воспроизводится в праве как носитель традиций, или идеологических конструкций, или форм дискурса» ^[23]. Право в значительной степени фактически конституирует социальную реальность.

По этим причинам больше не может быть проведена четкая грань между правовым и социальным, и требуется, по мнению Фитцпатрика, «более целостное понимание» ^[28]. Правовые идеи сами по себе являются разновидностью социального знания. Часто упускаемый из виду тезис о том, что правовые концепции когда-то давали образцы и прототипы для ранних форм социальной теории, приобретает новое значение.

Конечно, некоторые социологи и юристы продолжают искать доказательства идеологического воздействия права и питать сомнения относительно способности права влиять на общественное сознание ^[2]. Эти поиски и сомнения неудивительны, учитывая, что постулируемая направленность влияния правовых идей как формирующих сил в социальной жизни не вполне согласуется с традиционным для социологии права тезисом о том, что общество формирует право и что воздействие права на общество всегда является специфическим предметом эмпирического исследования. Но новые подходы к соотношению правового и социального отказываются рассматривать право и общество как некие отдельные или даже конкурирующие сферы влияния. Они чаще всего считают самоочевидным, что право в значительной степени конституирует социальную жизнь, воздействуя на значения основных категорий, которые определяют социальные отношения и регулирующую их государственную власть.

Американский ученый-правовед Джек Балкин, работающий в Йельском университете, попытался объяснить устойчивость права, когда столкнулся с интерпретационными требованиями других дисциплин. Он утверждает, вторя более ранним авторам, что право по своей сути слабо как академическая область. Право очень восприимчиво к воздействию со стороны других дисциплин. Хотя социология является одной из наук, оказывающих мощное воздействие на право, но были дисциплины, которые также преуспели в таком воздействии: экономика, история, философия, политическая теория.

Джек Балкин утверждает, что в современное право так легко вторгнуться, потому что оно «является не столько академической, сколько сугубо профессиональной дисциплиной ^[21]. Это профессионально-ориентированная область знания, и юридическое образование является одной из форм профессионального образования». Право не имеет «собственной методологии». Оно заимствует методологии из любой дисциплины, которая может их предоставить. С другой стороны, поскольку право исследуется и преподается в условиях, которые никогда не бывают особенно далеки от профессиональных требований юридической практики, право не может быть полностью поглощено какой-либо другой дисциплиной. Его профессиональная направленность компенсирует отсутствие чисто интеллектуальной составляющей.

Экономический анализ права, является, безусловно, самым успешным и влиятельным по воздействию на направления юриспруденции в последнее время. Но экономика не может полностью колонизировать право, поскольку дисциплинарное направление этой науки, в конечном счете, расходится с профессиональной ориентацией права. В профессионально организованной среде академического права попросту нет места для воспроизводства тех сложных исследовательских навыков и статистических методов, которые необходимы исследовательской культуре передовой экономической науки. Юридическая школа берет то, что ей нужно от экономики или любой другой дисциплины, упрощая предлагаемые идеи или методы и представляя их для собственных целей права. Право постоянно нарушается, но, как утверждает Джек Балкин, его нельзя победить.

Это, по существу, – социологический анализ дисциплинарной устойчивости права в плане организации юридического образования, профессиональной подготовки, подбора кадров и социализации. Джек Балкин не объясняет никаких причин, присущих природе правовых идей, для понимания того, почему право не может быть подчинено социальной наукой. Эти факторы носят чисто организационный характер. Такое сопротивление оказывают конкретная школа права и сама профессия юриста.

Действительно, право изображается настолько слабым как дискурс, что оно само вызывает непрерывные изменения в собственном преподавании, изучении и понимании. Джек Балкин не объясняет, почему же различные юридические школы не должны, в конечном счете, превратиться в высшие школы прикладной экономики. Но можно вспомнить, что американский политолог Гарольд Лассуэлл и президент Американского общества международного права Майерс Макдугал когда-то серьезно выступали за превращение таких учебных заведений в передовые школы политической науки ^[31]. Здесь подчеркивается важность права для практической работы политиков в сфере государственного управления. Если право не имеет особых характеристик как дискурс, метод или совокупность знаний, то непонятно, почему юридические школы должны продолжать принимать свою нынешнюю форму. Аргумент Джека Балкина не объясняет особой устойчивости права в современном мире.

Утверждая, что право «строго говоря, не является академическим предметом», Джек Балкин имеет в виду, что праву не хватает собственной методологии. Но, по сути, право в современных западных обществах действительно воплощает вполне конкретные методы интеллектуальной практики. Более весомым аргументом в пользу слабости права было бы отсутствие в нем каких-либо обычных интеллектуальных признаков дисциплинированности: признанных основных теорий, отличительных методов интеллектуальной дискуссии, устоявшихся парадигм исследовательской практики, значимых эпистемологических и онтологических позиций или противоречий. Но можно сказать, что право имеет некоторые важные показатели своего собственного интеллектуального мировоззрения или ориентации. Для целей правовой науки именно мировоззренческие компоненты обеспечивают согласованность юридической практики. Эти показатели дают праву возможность интерпретировать мир, по крайней мере, тот мир, который существует по отношению к целям права.

Наиболее сильными в настоящее время аргументами в пользу способности права объявлять социологическое понимание правовых идей нерелевантным являются аргументы, подчеркивающие эти виды показателей. Так или иначе, эти показатели делают возможным то, что Дэвид Нелькен называет «истиной права» ^[34]. Однако когда предпринимаются попытки конкретизировать эти показатели, они представляются весьма ограниченными. Они могут быть не более чем последовательным акцентом в любом контексте на маркировке различия между «правовым» и «неправовым», правильным и неправильным с точки зрения конкретно-правовых определений.

В противном случае можно было бы сказать, что право непосредственно связано с институциональными, а не грубыми фактами реальности, а также с соображениями авторитета, добросовестности, справедливости, приемлемости и осуществимости. Оно должно использовать «произвольные точки отсечения» в аргументации и часто принимает решение не выходить за рамки своих предположений.

Право стремится обеспечить понятийную определенность и соотносится со здравым смыслом. Оно может принимать или отвергать научные (в том числе социально-научные) знания или рассуждения для достижения этих целей. Право собирает и представляет факты таким образом, чтобы они соответствовали судебным потребностям. Оно использует практические доводы и аргументацию, которые могут быть более или менее специфичными для задач государственного управления, задач урегулирования имущественных споров или задач социального контроля. Но любое перечисление характеристик истинности права упустит смысл, ибо «то, что истина означает для права, есть результат его собственных процессов» ^[4].

В рассуждениях об «истинности права» право стремятся порой сделать неким абстрактным местом понимания, удаленным от конкретных социальных объектов. Для некоторых авторов, таких как Никлас Луман, истина права – это истина коммуникационной системы, не привязанной к каким-либо конкретным эмпирическим установкам. Эти ученые рассматривают право как дискурс, но, как правило, не подчеркивают потенциального разнообразия правовых дискурсов конкретных юристов в конкретных судах, конкретных истцов или ответчиков в связи с конкретными требованиями или конкретных политических субъектов, преследующих свои особые интересы или проекты или пропагандирующих свои особые ценности ^[15]. Право в некотором абстрактном смысле представляется как организм, обладающий единым, связным способом понимания, отличительной точкой зрения или особым стилем интерпретации или рассуждения.

Юристы-международники, действующие между различными правовыми системами, могут сталкиваться с различными правовыми истинами и иногда испытывают трудности в установлении точек соприкосновения. Даже в рамках одной и той же системы взгляды на почти все правовые вопросы могут иногда радикально отличаться, как между различными участниками правовых процессов. Вспомним весьма существенную разницу в законодательствах некоторых штатов в США или федеральных земель в ФРГ. Как предполагает Джек Балкин, в вопросах метода может быть много разногласий – не меньше, чем в интерпретации отдельных вопросов доктрины ^[33]. И это мало способствует тому, чтобы рассматривать все эти фактические или потенциальные разногласия как часть продолжающейся дискуссии о справедливости или целостности права. Такой диалог может существовать только потому, что структура политической власти вынуждает тех, кто желает иметь доступ к этой власти или защиту от нее, существенным образом корректировать свои претензии и аргументы. Это может заставить их настаивать на этих претензиях и аргументах таким образом, что это приведет к искажению конкретной правовой «истины», которую они хотели бы выразить.

Основная «истина» права может быть лишь временным прагматическим консенсусом для тех субъектов права, которые в каждый конкретный момент времени воспринимаются как поддерживающие высшие формы государственной власти в рамках правовой системы государства. Другой способ постановки вопроса заключается в том, что не существует никакой юридической истины в последней инстанции, никакой единой правовой точки зрения, а есть только различные точки зрения, выражающие опыт, знания и практику различных юридических субъектов и участников. Что связывает все это как «правовое» и «законное» в некотором официальном смысле, так это их разнообразные отношения с вопросами государственного и социального контроля и с институционализированными доктринами, имеющими непосредственное отношение к этим вопросам.

Несомненно, право профессионально представлено как более или менее унифицированный, специализированный дискурс. Но, как отмечает Джек Балкин, это – интеллектуально уязвимый, открытый дискурс, подверженный влиянию многих видов идей, в том числе социологических ^[22]. В конечном счете, право наделяется дискурсивной связностью и единством только потому, что его интеллектуальная незащищенность, его постоянная когнитивная открытость стабилизируются политическим приказом, авторитарными действиями государственной власти.

Политическая власть государства, гарантирующая принятие решений определенными официальными интерпретаторами права, ставит точку в научных дисскуссиях. Именно государственная власть определяет, какие интерпретационные концепции должны преобладать. Она трактует и оценивает предпочтительные нормативные суждения как превосходящие все конкурирующие и в состоянии угрожать официальным принуждением. Добровольно принимаемая или же принудительная власть права, централизованная политическими структурами и организованная посредством правовых иерархий, стабилизирует и контролирует потенциально неограниченные, часто конкурирующие и конфликтующие, юридические аргументации и трактовки права.

Социологическое понимание одновременно находится внутри и вне правовых идей, конституируя их и интерпретируя, иногда говоря через них, а иногда говоря о них; иногда помогая им, а иногда существенно подрывая их. Социологическое понимание правовых идей не сводит их к чему-то иному, нежели право. Право выражает их социальное значение именно как право в своей богатой сложности модуса социального бытия.

Право определяет общественные отношения и влияет на форму самих предметов социологического исследования. Правовые и другие социальные идеи взаимопроникают друг в друга. Граница между правом и обществом уже не может быть резко очерчена. Право входит в самые важные аспекты социальной жизни, формируя или укрепляя способы понимания социальной реальности. Социологический взгляд позволяет наблюдать и понимать эффект правовых дискурсов и соотносить его с социальными эффектами других видов концептуальных идей и практик. Право конституирует общество постольку, поскольку оно само является сегментом общества, определенными рамками и определенным концептуальным выражением, которые позволяют обществу существовать. Для признания и анализа интеллектуальной и моральной силы права в этом отношении необходим социологический взгляд на правовые идеи. Истолковывать правовые идеи, не признавая с помощью социологического анализа этого их измерения, значило бы понимать их неадекватно. Это означало бы рассматривать их как менее значительные и менее сложные, чем они представляются в более широком социологическом взгляде.

Юрист и социолог Дэвид Нелькен, специалист по правовой культуре, работающий в Италии и Великобритании, утверждает, что социология иногда представляется высшей формой обществознания лишь в результате понижения дисциплинарного статуса права ^[36]. Ученый сомневается, что социология может в конечном счете выйти за пределы своих собственных методов аргументации и научного стиля. Социолог права может стоять слишком близко к социологии, чтобы понимать право.

Социологический взгляд необходим современным государственным деятелям для ориентации, будь то в практических или теоретических целях, на современное право именно как на социальный феномен. Но термин «социологический» следует понимать в методологически широком и одновременно в теоретически ограниченном смысле. Это отвергает любые намеки на привязанность к определенной социальной или иной научной дисциплине. Социологическое понимание правовых идей – это трансдисциплинарное понимание. Но его правильно называют социологическим, потому что оно последовательно и постоянно обращается к необходимости переосмысления права систематически и эмпирически как социального явления. Однако эта терминология также предполагает, что правовое мировоззрение само по себе может быть социологическим, предполагающим систематическое эмпирическое видение социального мира, хотя это и не обязательно.

Сущность социологической интерпретации правовых идей можно выразить в трех постулатах. Во-первых, право – это исключительно социальное явление. Право как область опыта следует понимать как аспект социальных отношений вообще, поскольку оно всецело связано с сосуществованием индивидов в социальных группах. Во-вторых, социальные феномены права должны пониматься эмпирически (через детальное рассмотрение вариативности и преемственности в реальных исторических моделях социального сосуществования, а не в отношении идеализированных или абстрактно воображаемых социальных условий). И, в-третьих, социальные феномены должны быть поняты систематически: цель состоит в том, чтобы расширить понимание от конкретного к общему, от эмпирического факта социальной реальности к социально-философской теории.

Социологический взгляд может быть определен и уточнен в связи с другими концепциями, имеющими отношение к праву. Например, произведения художественной литературы дают много информации о социальных отношениях в романах или рассказах. Но художественная литература обычно не претендует на систематическое истолкование социальных явлений. Ее великая сила заключается в многогранном изображении социальных явлений именно таким образом, который вызывает всеобщий интерес у читателей. Рассказывание историй, пробуждение особого настроения, прорисовка характеров и жизненных обстоятельств может представлять человеческую индивидуальность как одновременно и уникальный, и универсальный опыт. Художественная литература может предложить читателям средства размышления о природе социального мира. Она делает это, когда внушает убеждение, что ее идеи распространяются на социальный опыт, в том числе на опыт или наблюдения самого читателя, прямые или косвенные.

Художественная литература вносит свой вклад в развитите социологических идей, когда она создает у читателя ощущение того, что ее истории, характеристики, реминисценции или определенные элементы в них могут быть использованы для интерпретации или получения информации о различных аспектах социального опыта. Читатель может сопереживать персонажам или представлять себе ситуации так, как если бы они были представлены как фактические отчеты о реальном жизненном опыте. Эмпатия и воображение дают эмпирическую справку для художественной литературы и дают ей возможность в некотором смысле пролить свет на состояние человека и его души.

Художественная литература предполагает для своего успеха необходимость некоего правдоподобного сообщения о человеческом опыте. Следовательно, граница между вымыслом и не вымыслом сама по себе проблематична. Но история или характеристика – вымышленная или не вымышленная – сама по себе не дает средств для теоретического обобщения на основе частных случаев. Такая история обычно остается бессистемным, не теоретизированным объяснением индивидуальных или социальных обстоятельств. Она предлагает в лучшем случае богато детализированное представление особенностей человеческого опыта, сделанное особенно глубоким благодаря своей способности художественными средствами привлекать сочувствие и участие.

Можно было бы конкретным образом охарактеризовать типичные установки многих интеллектуальных дисциплин применительно к системным, эмпирическим и социальным целям и направленности социологического исследования. В отличие от последних, теологические доминанты, например, не являются полностью социальными. Фокус на отношениях между людьми может быть выведен из основного фокуса отношения людей к духовным вещам – «центральной тайны веры и неверия». Этот подход является лишь частично эмпирическим в том смысле, о котором говорилось выше, но обычно обобщенным и часто систематическим и теоретически ориентированным подходом.

Почти такой же контраст с социологическим исследованием можно было бы очень широко обрисовать применительно к философии как особой форме человеческой культуры. Возможно, самый основной фокус здесь сосредоточен на самопознании, систематическом размышлении об общем человеческом опыте во всех его формах, причем не все эти переживания обязательно охватываются социальными отношениями и не все они могут быть освещены через эмпирическое исследование.

Эстетические творения искусства не дают систематического понимания природы социального мира. «Для художника не существует законов природы или истории, которые всегда должны соблюдаться», но вдохновленные озарения все же могут быть достаточно мощными, когда искусствовед или участник художественного опыта находит точки реальной или воображаемой эмпирической ссылки, на которых ощущается сила художественного творчества ^[3]. Опять же, история обычно является определенно эмпирической дисциплиной и богато связанной с пониманием социальной жизни. Но она может ограничивать свои усилия к явной систематизации или обобщению в своем изображении социального, чтобы достичь многогранного понимания конкретных людей, действий, событий или фактов, подобных тем, которые предлагаются богатыми воспоминаниями и описаниями художественной литературы.

В качестве последнего примера можно привести экономику, сочетающую в себе интерес к эмпирическому и явно выраженному систематизированному теоретическому мировоззрению со своим особым акцентом на социальном. Но, несмотря на все современные заявления некоторых экономистов о том, что они могут анализировать каждый аспект социальной жизни в терминах рационального выбора, экономический анализ занимается только определенными аспектами социальных отношений или стремится свести их сложность к одной модели или строго ограниченному диапазону моделей ^[39]. С точки зрения многих участников юридического процесса и, конечно же, с точки зрения социологии эти модели представляются недостаточными для охвата всей совокупности правовых аспектов социальной жизни.

Те теоретические подходы к правовому исследованию, которые выстраиваются как в некотором роде противоположные социологическим взглядам, в той мере, в какой они представлены как конкурентные доктрины, ограничивают формы понимания права как социального явления. Это происходит, когда они действительно исключают социологические трактовки. В противном случае эти другие подходы лучше всего рассматривать как дружественные и (поскольку они стремятся предложить социальное понимание) надлежащим образом организованные с помощью (возможно, неявно выраженного) социологического взгляда.

Социологическое исследование должно быть открытым и восприимчивым к достижениям правовых исследований, которые обычно не считаются социологическими. Оно должно признавать их особую значимость и заслуги, извлекать из них пользу и взаимодействовать с ними. Иногда эти формы исследования приводят к социологическим инсайтам. Отмечается, что их идеи и подходы направлены к совершенно иным целям и основаны на совершенно иных основаниях, чем те, которые они связывают с социологическими исследованиями.

Социологический взгляд не является исключительным или отдельным от взглядов, предлагаемых различными упомянутыми выше дисциплинами. Действительно, этому могут способствовать как все они, так и другие науки. И этот взгляд не нуждается в том, чтобы выводить его или искать ему оправдание в традициях академической социологии, которые, тем не менее, дают очень важный материал для его обоснования. В практических целях право адекватно понимается как социальное явление, явление коллективной человеческой жизни, выражение и регулирование общественных отношений, средство кодификации, систематического осознания, выработки, планирования и координации отношений индивидов, сосуществующих в социальных группах. Одним из важных аспектов такого обоснования является то, что в некоторых отношениях право мыслится и воспринимается как внешняя, порождаемая государственной властью и ограничивающая индивида сила, а не просто как социальный факт.

Опять же, для практических целей оценки и применения права, понимания его как среза общества и использования этого понимания для управления условиями социальной жизни необходимо, насколько это возможно, чтобы понимание права было систематическим и общим, теоретизированным и организованным. По крайней мере, это необходимо для управления как доктринально-правовой, так и социальной сложностью. Теоретическое обоснование правовых идей – это не отдельное направление от теоретизирования над сутью общественной жизни. Это один из аспектов единого, но бесконечного процесса. Поскольку необходимо систематическое понимание права, то в целом необходимо и систематическое понимание социальных явлений. В особенности это касается управленцев и современных политиков, у которых зачастую отсутствует целостное видение социальной реальности. Социологический взгляд по своей природе должен стремиться к целостному и постоянно расширяющемуся взгляду на то, что изучает социология, то есть – общество.

Наконец, такой взгляд должен быть эмпирически обоснован на основе наблюдения над разнообразием исторического опыта и его детализации. Рассуждения о природе или значении правовых идей, которые не соотносят свои исследования с историческим опытом, нецелесообразны и могут быть лишены смысла. Ведь они игнорируют специфику особых контекстов, в которых формируются значения правовой доктрины. В то время как потребность в систематическом правопонимании оказывает влияние на обобщение и расширение наличных взглядов, потребность в эмпирической основе понимания оказывает давление на отказ от широких спекуляций, которые игнорируют или обобщают то, что детали конкретного опыта и наблюдения могут поддерживать как правдоподобные.

Макс Вебер писал о «правосудии кади» (кади – судья, принимающий решения на основе шариата) как форме юридического толкования или принятия решений, которая отвергает любое стремление к включению конкретных случаев в общие категории ^[40]. Тем не менее, большинство юридических знаний, которыми мы располагаем в истории и современности, по-видимому, ценят стремление к системе в праве. Это желание системности может выражаться и реализовываться по-разному: рациональная кодификация, мудрая последовательность в отправлении правосудия, способность гражданина или субъекта предсказывать правовые последствия, стремление к простоте или ясности в правовой доктрине, стремление к стандартизации или унификации права или к контролю индивидуального произвола. Это стремление не всегда было направлено на рациональную систематизацию, и сама рациональность принимает различные формы. Иногда стремление идет не дальше требования некоторой стабильности или определенности результата или некоторой возможности обобщения. Но в большинстве правовых практик это стремление к системе присутствует в той или иной форме и признается необходимым в развитии права и его практики.

Право часто создается при значительных пробелах в четком знании эмпирических условий его применения. Можно предположить, что это было для всех правовых систем и общественных структур проблемой, выходящей за рамки определенного размера и уровня социальной сложности. Но все же большая часть юридического опыта связана с применением правовых идей к конкретным случаям, конкретным делам. Право обычно понимается как значимое в опыте только в том случае, если оно применяется и связано с конкретными контекстами.

Стремление вычленить правовые идеи из практики решения проблем в конкретных эмпирических условиях или адаптировать и усовершенствовать эти идеи при применении их к таким проблемам превалирует у большинства участников правового опыта. Можно думать о праве в отрыве от конкретных эмпирических ссылок, и предпринимаемые усилия по систематизации постоянно уводят право от особенностей контекста. Но в большинстве случаев юридический опыт не избегает некоторого внимания к эмпирическому как центральному аспекту права.

Задача интерпретации права, которая также может рассматриваться как фундаментальный аспект правового опыта, может рассматриваться в этом свете как часть нескончаемой деятельности по уравновешиванию эмпирического и систематического. Причем эта деятельность осуществляется на основе постоянно меняющихся представлений о природе права как социального явления, аспекта социальной жизни, который должен быть связан с другими аспектами. Правовое толкование в этом смысле является тем аспектом правового участия, который непосредственно связан с согласованием или уравновешиванием интересов государства и общества с социальными, систематическими и эмпирическими аспектами права.

Термин «социология права» по-прежнему полезен как в качестве концептуального ярлыка для определения жизненно важного направления исследования правовых процессов, так и в качестве важного направления самоидентификации для ученых, продолжающих работать в этом направлении. Но это несколько неудовлетворительный и вводящий в заблуждение термин, когда он используется для обозначения социологического исследования правовых идей ^[26],[38]. Он часто предполагает наличие субдисциплины или особой специализации, отрасли социологии или отдельного раздела юридических исследований. При рассмотрении интерпретации правовых идей было бы лучше говорить о социологических взглядах, о социологическом понимании или интерпретации.

Социологическая интерпретация правовых идей не является особым, специализированным способом подхода к праву, а лишь сосуществует с другими видами понимания. Социология права в данном конкретном контексте является трансдисциплинарным направлением и стремлением расширить понимание права как социального явления. Она, безусловно, настаивает на собственных критериях социального, системного и эмпирического, выражая убежденность в том, что эти критерии вписываются в какой-то смысл и в какой-то степени в партисипативное понимание природы самого права как социального явления. Социология права стремится выйти за пределы многих трактовок такого типа. Но социология права в противном случае является скорее инклюзивной, чем эксклюзивной дисциплиной. Социологическое понимание встречается во многих дисциплинарных областях знания и практики.

Если социологические исследования права имеют гносеологические или этические компоненты, то порой эти исследования могут быть сравнимы с самим правом. Происходит обогащение онтологической сути права за счет радикального расширения кругозора участников правовых процессов, практик и форм познания. Социологическое исследование имеет решающее значение, поскольку оно настаивает на том, что правовые взгляды многих из участников такого исследования недостаточно систематизированы и теоретически обоснованы или излишне чувствительны к эмпирическим вариациям, а также имеют слишком узкое представление о социальном характере права. Но социологическое исследование также конструктивно, поскольку не может просто осуждать существующие правовые идеи. Оно также должно всегда задаваться вопросом, как именно можно было бы переосмыслить право, а затем и изменить его. Все эти стремления свидетельствуют о наличии более широкого социологического взгляда, совпадающего с концептуальными задачами реформирования права для нужд государственного управления.

Социологическое понимание правовых идей принимает как должное необходимость отказа от привычной дихотомии между инсайдерским и аутсайдерским взглядами на феномен права. Эта дихотомия хорошо известна в философии права. Ее утверждение – это прием, который сопровождает ложное утверждение об уникальности правовых истин. Различие между внутренним и внешним, по большей части, является лишь внутренней чертой мышления правоведов. Оно отражает, в частности, профессиональный образ в терминах особого рода рассуждений и специфического понимания. Когда правовое мышление понимается социологически, исчезает различие между внутренними (правовыми) представлениями о праве и внешними (например, высказанными общественными научными наблюдателями) представлениями. Правовое мышление заменяется концепцией частичных, относительно узких или специализированных точек зрения участников на право, противостоящих и сталкивающихся с ним, затрагивающих, освещающих и затрагиваемых и освещаемых более широкими, более инклюзивными взглядами на право – именно как на социальное явление.

ВЫВОДЫ И ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Право можно понимать как порядок отношений между составляющими конкретное общество людьми, то есть социальный порядок. Правовой порядок не является единственным в обществе, в котором сложились и складываются множество видов и модификаций отношений между людьми, а, следовательно, и множество социальных порядков. Один из таких порядков – политика – определяет отношения между государственной властью и индивидами. Этот политический порядок, наряду с экономикой и культурой, является одной их трех глобальных социальных систем, тесно связанных между собой и перманентно воздействующих друг на друга.

Социологическое понимание права должно как информировать о правовых идеях, так и интерпретировать их. Вопрос о том, является ли социология внутренним или внешним элементом по отношению к праву, становится излишним. Право является как внешним, так и внутренним элементом любого общества, и поэтому демаркация «внутри или снаружи» становится бессмысленной в этом контексте. Грань между правом и обществом, а, следовательно, между правовой и социологической интерпретациями, становится нечеткой. Право конституирует общество в определенных отношениях, а общественное мнение определенным образом интерпретирует право, созданное и защищаемое государственной властью. Но поскольку социологическая интерпретация правовых идей соотносит их со всем контекстом общественных отношений в целом, она акцентирует внимание на упорядочении этих отношений, что является специфической заботой правосудия как составной части государственной машины.

В идеале, целью права является справедливость. Справедливость – это восприятие социальных отношений в их должном равновесии. Это – один из аспектов чувства социальной сплоченности или интеграции. Если в обществе утеряна вера в возможность торжества справедливости, то государственная власть может рухнуть. Радикальное расширение перспективы, к которому стремится социологическая интерпретация, позволяет обогатить представления о социальных условиях справедливости. Последовательная направленность социологического исследования на социальное, систематическое и эмпирическое определяет важнейшие измерения этого обогащенного понимания. Социологическое исследование не может устранить разногласий относительно того, чего требует справедливость в той или иной конкретной ситуации. Но социологическое исследование может раскрыть значение притязаний на справедливость в более широкой перспективе, систематически анализируя эмпирические условия, которые призваны обеспечивать постулаты, лежащие в основе этих притязаний.

Устоявшаяся методология является объединяющей чертой, которой, по мнению американского исследователя конституционного права Джека Балкина, так остро не хватает праву. Дело в том, что если социологическое исследование правовых идей должно рассматриваться как имеющее какую-то особую интеллектуальную привязанность, то это именно право как социальный феномен, а не академическая дисциплина социология или любая другая обществоведческая дисциплина.

Социологическое понимание правовых идей методологически отражает собственные фрагментарные и разнообразные характеристики права, принимаемые теми, кто участвует в правовой практике или испытывает на себе ее воздействие. Это неизбежно в силу взаимозависимости правового и социологического понимания. Социологическая интерпретация обогащает правовой анализ и одновременно расширяет исследовательский кругозор.

Социологическая интерпретация не обязательно заменяет существующие точки зрения или противоречит им с помощью конкретной методологии, чуждой разнообразным методам, уже используемым исследователями права. Если бы это было так, то это означало бы замену права социологией. Это было бы попадание в ловушку, которая, по мнению некоторых экспертов, угрожает всем социологическим попыткам постичь истину права ^[20],[32].

Методология социологического осмысления правовых идей представляет собой целенаправленное расширение в тщательно обдуманных направлениях многообразных способов, которыми сами субъекты права осмысливают социальный мир в юридическом плане. Она стремится радикально расширить и без того частично систематизированные и эмпирические характеристики правового мышления и тем самым стремится преобразовать правовые идеи путем их переосмысления для более эффективного функционирования государственной власти и решения актуальных управленческих задач.

You can simply select and copy link from below text field.