Dynamic norm and variability of personal pronouns in the works of Geoffrey Chaucer

Abdul'manova Adelya PhD in Philology Associate Professor of the Department of English Philology and Translation Studies at St. Petersburg State University 199034, Russia, g. Saint Petersburg, nab. Universitetskaya, 11 aahvsp@rambler.ru Other publications by this author

Parfenov Andrey Sergeevich Senior Educator, the department of Foreign Languages in the area of Mathematical Sciences and Information Technologies, Saint Petersburg State University 199034, Russia, g. Saint Petersburg, nab. Universitetskaya, 11 a.parfenov66@yandex.ru

Введение

Вариативность как объективное свойство присуща всем единицам любого языка на всех этапах его развития. В период, предшествующий становлению национального литературного языка, проблема вариативности приобретает особое значение, так как именно в этот момент происходит отбор и закрепление единиц, оцениваемых как литературные нормативы. В связи с этим, «описание вариативности языка преднормативного периода является особенно актуальным, поскольку даёт возможность воссоздать картину состояния языка в момент, предшествующий его кодификации, что в свою очередь помогает в исследовании принципов отбора вариантов, приобретающих со временем статус нормативных» ^{[2, с. 3]}. Вопросы вариативности, неизменно привлекают внимание исследователей, поскольку их связь с проблемами становления литературной языковой нормы трудно отрицать.

Динамичность нормы

Норма – это существующие в данное время в данном языковом коллективе и обязательные для всех членов коллектива модели языковых единиц и закономерности их употребления. Причем эти обязательные единицы могут быть единственно возможными либо выступать в роли сосуществующих в пределах литературного языка вариантов ^{[5, 8]}. Норма – историческое явление. Изменения в системе языка реализуются в изменениях нормы. На любом этапе существования языка его норма содержит как ядро – его неизменную часть, так и периферию – те участки, в которых происходят изменения. При переходе от старой нормы к новой или при установлении нормы как таковой, неизбежен период сосуществования вариантов нормы, в течение которого либо происходит их дифференциация по значению, по стилистической окраске, либо один вариант постепенно уходит за пределы нормы (на периферию), а другой становится единственно нормативным. Перед языками, находящимися в процессе стандартизации, лежит длинный путь, проходящий через отбор, совершенствование, принятие тех или иных вариантов и кодификацию ^{[12, с. 14]}.

Однако литературный «стандарт не может быть навязан сверху; его нельзя даже выбрать сознательно и добровольно. Он должен явиться результатом постепенного и естественного развития» ^{[13, с. 159. См. о том же: 11, 14]}.

В нестабильных участках языковой системы, там, где происходят ее изменения, границы между нормой и ненормой размыты, между очевидно нормативными и очевидно ненормативными явлениями пролегает не четкая линяя, а «серая зона» ^{[5, с. 14; 3]}, вмещающая в себя явления, находящиеся на периферии нормы. Как новые явления, находящиеся на пути в норму, так и старые, вытесняемые за пределы нормы, неизбежно проходят этап пребывания в области «серой зоны». ^[4].

В истории английского языка большое значение имеет период средневековья – время сложения «динамической нормы», под которой принято понимать лексические и грамматические структуры, активно использующиеся в языке на определенном этапе его развития, и осознаваемые большинством его носителей как нормативные, составляющие, таким образом своеобразное «ядро» нормы ^{[7, 9]}. При этом правомерно говорить о динамической норме и «квазинорме», куда целесообразно отнести все явления, не попавшие в норму. Однако в таком случае собой задачей становится исследование самой «квазинормы» и классификация, характерных для нее явлений.

Состояние динамической языковой нормы в наибольшей степени было характерно для средневекового Лондона, когда его диалект, вследствие разнообразных причин (в том числе политических, экономических и географических) стал играть ведущую роль в складывании общенационального литературного стандарта, предпосылки образования которого появились к концу XIV в. – в период сосуществования в Англии множества диалектов, среди которых можно выделить 5 основных: северный диалект, восточно-центральный, западно-центральный, юго-западный и кентский (юго-восточный).

Вклад Джеффри Чосера в создание литературного стандарта

Важной вехой в становлении языкового стандарта явилось творчество Джеффри Чосера, благодаря произведениям которого, с наибольшей полнотой отражающим характерные языковые черты и тенденции той эпохи, ранние формы литературного языка на его лондонской основе распространились по всей Англии ^{[10, 12]}.

Самое известное произведение Джеффри Чосера – «Кентерберийские рассказы» – написанное в конце XIV в. на среднеанглийском, не завершено. Оно представляет собой сборник из 22 стихотворных и двух прозаических новелл, объединённых общей рамкой: истории рассказывают паломники, направляющиеся на поклонение мощам святого Томаса Бекета в Кентербери и описанные в авторском прологе к произведению. По замыслу автора, каждый из них должен был рассказать четыре истории (две по пути в Кентербери и две по дороге обратно).

Грамматические формы произведений Дж. Чосера неоднородны. Старые, классические формы употребляются наряду с инновационными вариантами. Одновременно обнаруживаются грамматические маркеры, восходящие к различным диалектам ^[1].

Варьирование местоимений

В целом, вариативность грамматических форм можно рассматривать как с точки зрения ее отношения к языковой норме, так и с точки зрения сосуществования синонимичных языковых единиц ^[6]. В настоящей статье речь идет о параллельном использовании форм личных местоимений, вызванном синонимическим (разнодиалектным) варьированием.

Продемонстрируем их употребление на примере первой части «Рассказа Рыцаря», 495 строк которой содержат 218случаев употребления форм личных местоимений в именительном падеже.

Личные местоимения 1л. ед. ч. в именительном падеже изначально имели формы ik, ic на севере, и форму ich на юге и в центре. В начале XIII в. в центральных диалектах форма ich сменилась на ik, ic. Параллельно с ними в XII в. появилась форма I, которая распространилась на территории всех диалектов, но в XIV в. была более характерна на севере и в центре Англии ^[16].

Дж. Чосер почти всегда использует местоимение I. Формы ik иichмогут встречаться периодически, видимо, для того, чтобы подчеркнуть происхождение героев, которые после вводной фразы опять переходят на более привычную Чосеру форму I. Так, Юрист начинает свою речь фразой:

(1) Hooste, quodhe, depardieux, ich assente; to breke forward is nat myn entente (The Introduction to the Man of Law's Tale – 39) ^[15] – «Хозяин, сказал он, черт возьми, я согласен; нарушать договор не входит в мои намерения» (Пролог Юриста).

Однако далее в его речи употребление ichне встречается. Подобно Юристу, Мажордом, уроженец восточно-центральной Англии, в начале своей речи употребляет ik:

(2)If that me liste speke of ribaudye, but ik am oold, me list not pley for age(The Reve’s Prologues – 3866) ^[15] – «Если так случится, что я захочу говорить о непристойностях, но я стар и у меня нет желания этого делать из-за возраста» (Пролог Мажордома).

В дальнейшем Мажордом больше никогда не пользуется этой формой.

Личное местоимение для 2л.ед.ч. – thou, существовало еще в древнеанглийском. В XIV в. появилась вежливая форма yow и ее усеченный вариант ye. ^[16].

При разговоре с равными или нижестоящими принято было употреблять thou, thee; с вышестоящими – yow, ye. Однако, Чосер непоследователен в этом. Так, Пруденс, жена Мелибея, при разговоре с ним вначале использует тоthou, тоyow:

(3) … whan that thy frend is deed, – quod he, – lat nat thyne eyen to moyste been of teeris, ne to muche drye; although the teeris come to thyne eyen, for to wepe for thy freend which that thou has lorn, for therinne is no boote. (The Tale of Melibee – 992) ^[15] – «… когда твой друг умер – сказал он, – не позволяй своим глазам быть мокрыми от слез, или слишком сухими; хотя слезы подступают к глазам; нет смысла плакать по другу, которого ты потерял» (Рассказ о Мелибее);

(4) If ye governe yow by sapience, putawey sorwe out of youre herte. (The Tale of Melibee – 994) ^[15] – «Если вы руководствуетесь мудростью, удалите печаль из своего сердца» (Рассказ о Мелибее).

Впрочем, получив от него суровую отповедь, она переходит на yow и сохраняет это обращение вплоть до конца рассказа.

Похоже, что форма thou стала рано уходить из северных диалектов. В Рассказе Мажордома студенты, являясь друзьями, используют you, ye при общении друг с другом:

(5) For John, y-faith, I may been of youre sort; I is as ille a millere as ar ye. (The Reeve's Tale – 4044) ^[15] – «Поскольку, Джон, я такой же, как и ты, я такой же плохой мельник» (Рассказ Мажордома).

Личные местоимения 3л.ед.ч. в древнеанглийском имели формы heдля мужского рода, hie, sie – для женского и it – длясреднего рода.

В начале среднеанглийского периода форма he сохранилась, в объектом падеже она имела форму hin, которая в XII в. в северных и центральных диалектах сменилась на him. В южном диалекте him появилось только в XIV в. в форме ‘im.

Местоимение женского рода в переходный между древнеанглийским и среднеанглийским периодом имело несколько форм: hē, hō, ʒhē, ʒhō. Форма schē или she имела восточно-центральное происхождение и в середине XIV в. распространилась на запад. В северных диалектах использовалась, преимущественно, форма schō.

Форма it для среднего рода в среднеанглийском не изменилась. В объектном падеже оно имело форму hit, которая в XII в. сменилась на it ^[16].

Чосер всегда использует формы he, she, it в именительном падеже.

(6) Now be we caytyves, as it is welseene, thanked befor tune and hire falsewheel, that noone staat assureth to be weel (The Knight’s Tale – 924) ^[15] – «А сейчас мы пленники, как это можно видеть, благодаря фортуне и ее превратностям, ничто не может быть гарантировано» (Рассказ Рыцаря);

(7) And to the ladyes he restored agayn the bones of hir housbondes that were slayn (The Knight’s Tale – 991) ^[15] – «И он вернул благородным женщинам тела их убитых мужей» (Рассказ Рыцаря);

(8) Upon us wrecched wommen lat thou falle, for certes, lord, ther is noon of us alle, that she ne hath been a duchesse or a queene (The Knight’s Tale – 921) ^[15] – «Обрати свой взгляд на несчастных женщин, поскольку, господин, среди нас нет ни одной, которая не была бы герцогиней или королевой» (Рассказ Рыцаря).

1л.мн.ч. we, в объектном падеже us, очевидно, были общими для всех диалектов. Они существовали еще в древнеанглийский период и существенному изменению не подверглись.

(9) We stryve as dide the houndes for the boon; they foughte al day, and yet hirpart was noon. (The Knight’s Tale – 1177) ^[15] – «Мы грыземся, как собаки из-за кости; они дрались целый день, но им не досталось ничего» (Рассказ Рыцаря);

(10) Now help us, lord, sith it is in thy myght. (The Knight’s Tale – 930) ^[15] – «Теперь, помоги нам господин, поскольку это в твоей власти». (Рассказ Рыцаря).

Древнеанглийская форма для 2л.мн.ч. ye получила форму yow, но продолжали сосуществовать обе формы. Форма ye преобладала в северных диалектах ^[16]. В «Кентерберийских рассказах» употребляются обе формы. В первой части «Рассказа Рыцаря» yow можно встретить 2 раза и ye 1 раз. Так, Тесей, обращаясь к плачущим женщинам, использует сначала одну, а затем сразу другую форму этого местоимения:

(11) What folk been ye, that at myn homcomynge perturben so my feste with criynge? (The Knight’s Tale – 905) ^[15] – «Кто вы, кто омрачает мое триумфальное возвращение домой печалью?» (Рассказ Рыцаря);

(12)Or who hath yow mysboden or offended? (The Knight’s Tale – 909) ^[15] – «И кто причинил вам зло и обидел вас?» (Рассказ Рыцаря).

Пожалуй, наиболее радикальным изменениям подверглись формы местоимений 3л.мн.ч. Древнеанглийские формы hīe, hī, he начали заменяться северной формой thei уже в XII в. В XIV в. эта форма окончательно утвердилась во всех диалектах, хотя на юге еще продолжали употреблять древнеанглийские формы ^[16]

Дж. Чосер последовательно использует северную форму they для именительного падежа: в первой части «Рассказа Рыцаря» она встречается 7 раз.

(13)Ther cam a kyte, whil that they were so wrothe, and baar awey the boon bitwixe hembothe. (The Knight’s Tale – 1179) ^[15] – «Пока они грызлись, пришел кот и унес их кость» (Рассказ Рыцаря).

Таблица 1: Употребление личных местоимений в первой части «Рассказа Рыцаря»

Заключение

Анализ материала показал высокую степень вариативности личных местоимений: в сравнении с формами центральных диалектов (104 сугубо центральных формы (48%) из 218 случаев употребления личных местоимений в первой части «Рассказа Рыцаря»), доля северных (10 из 218; 4,5%) и южных (24 из 218; 11%) вариантов относительно невелика. Следовательно, обоснованным представляется вывод о ведущей роли центральных диалектов в сложении динамической нормы среднеанглийского языка (в частности, в области местоимений), в то время как формы севера и юга целесообразно относить к квазинорме.

You can simply select and copy link from below text field.