Genre Syncretism in Yury Nagibin's Story 'Fiery Protopope': on the Question about Leskov's Tradition in the Russian Prose of the Second Half of the XXth Century

Pakhtusova Varvara Teacher of the Russian Language and Literature at International School of Tomorrow 117648, Russia, Moskva, g. Moscow, pr-d Sumskoi, 5, of. A liceistka@gmail.com

В творчестве Ю. М. Нагибина, отмеченном многообразием жанровых форм, есть примеры произведений, в которых писатель использует возможности жанрового эксперимента и в рамках одного текста соединяет элементы, свойственные разным жанрам. Подобное явление характеризовало, прежде всего, прозу Н. С. Лескова, жанровый синкретизм был одной из ее доминантных характеристик ^{[1, 12, 14]}. Нагибин не скрывал своего интереса к Лескову, которого мог «перечитывать бесконечно» ^[9]. В статье «О Лескове» Нагибин подчеркивал уникальность лесковского таланта: «...если читатель сумеет побороть внутреннюю суету, сосредоточиться в душевной тишине и по глотку осушить пряный клубок лесковской прозы, он откроет для себя целый мир невиданной красоты, неповторимых образов, сверкающей фантазии, расписной, причудливый мир, где русский дух, безмерный и в радости, и в печали, где Русью пахнет – и сладко, и горько, и нежно, и дымно...» ^{[7, c. 146]}. Также Нагибин отмечает жанровую многоликость творчества Лескова и его интерес к жанровым экспериментам, проявившимся в том, что он «насытил мощным драматизмом очерковый рассказ, возвысил рассказ-анекдот, <…> вдохнул новую жизнь в роман-хронику» ^{[7, с. 164]}, создал первоклассный юмористический рассказ.

Многие исследователи творчества Лескова стремятся постичь суть его жанровых новаций, определить степень трансформации традиционных жанровых структур в прозе писателя, выявить истоки формировании лесковских жанровых моделей. Размышляя о жанровой уникальности лесковской прозы, П. П. Громов и Б. М. Эйхенбаум подчеркивали, что «вещи Лескова часто ставят читателя в тупик при попытке осмыслить жанровую природу. Лесков часто стирает грань между газетной публицистической статьёй, очерком, мемуарами и традиционными формами высокой прозы – повестью, рассказом» ^{[2, c. LXVIII]}.

О жанровом синкретизме произведений Лескова говорит и В. Ю. Троицкий: «Жанр некоторых произведений Лескова трудно определить, исходя из привычных представлений. Художественные картинки перемежаются в них с этнографическими зарисовками, публицистическими отступлениями, философскими размышлениями» ^{[12, с. 45]}.

По мнению исследователей творчества Лескова, в его прозе особенно ощутимо влияние таких литературных жанров, как анекдот («Даже его большие произведения представляют собою, собственно говоря, цепь анекдотов, более или менее прямолинейную» ^{[6, с. 145]}), новелла («Интерес к исключительным людям и исключительным событиям также сближает творческие установки Лескова с поэтикой и духом новеллы» ^{[1, с. 30]}). Троицкий отмечает, что Лесков обращается в своём творчестве к жанрам, «восходящим к фольклору и древней русской литературе: житию, хронике, хождению, видению, сказке, легенде, притче и проч.» ^{[13, с. 406-407]}.

Хотя вопрос о жанровых новациях Лескова не является ещё окончательно изученным, в этой области накоплен обширный материал. Он и позволяет рассматривать некоторые произведения Нагибина в контексте наследования им жанровых традиций писателя-предшественника.

Несмотря на очевидность параллели Лесков – Нагибин, обусловленную признаниями самого писателя, ни в критике, ни в научных исследованиях она практически не рассматривалась. Косвенная отсылка к Лескову содержится лишь в обзоре творчества Нагибина, написанном С. Самсоновым: «Проза Нагибина – составленная будто из безупречно огранённых “лексических алмазов”, в наилучшем и строгом порядке нанизанных на крепкую, не рвущуюся нить повествования, – соединяет филигранность выделки с глубоким и лёгким дыханием; витиевато, ювелирно сложная, как тонкая работа лесковского Левши, остаётся прозрачной и ясной, легко и свободно читаемой» ^{[11, с. 356]}. Указанная особенность творчества Нагибина сближает его не только с лесковским героем, но и с самим Лесковым.

В разные годы Нагибиным создаются совершенно непохожие по своей идейной направленности рассказы и повести, в которых проявляется его интерес к художественной традиции Лескова, к лесковским жанровым экспериментам. Наиболее яркий пример – рассказ Нагибина «Огненный протопоп», в которой оживает жанровая модель, лежащая в основе некоторых произведений Лескова. «Огненный протопоп» Нагибина в жанровом отношении соотносится, прежде всего, с повестью Лескова «Однодум». Нагибин вслед за Лесковым берёт за основу своего произведения структуру биографического очерка, но располагает события из жизни героя не в хронологическом порядке, как это делается в «Однодуме».

Оба произведения сближает очерковая композиция, которая предполагает выстраивание текста не вокруг одной сюжетной линии, а вокруг одной проблемы. Об этом свойстве лесковской прозы упоминает Л. П. Гроссман, характеризуя его как нанизывание «множества деталей, фактов, эпизодов на один идейный стержень» ^{[3, с. 16]}. Нагибин в «Огненном протопопе», как Лесков в «Однодуме», разрабатывая один характер, делает акцент не столько на судьбе главного героя, сколько на примечательности тех свойств, которыми он обладает. Лесков в конце произведения сообщает, что его Рыжов становится первым в «розыске “о трёх праведниках”» ^{[5, с. 243]}, указывая тем самым на главный предмет своего художественного исследования – явление праведничества. Нагибин же сосредоточивает внимание на словесном даре Аввакума («Аввакум узнал, какая великая милость дарована ему Господом Богом: глаголом души опалять…» ^{[8, с. 11]}), выводя на первый план в произведении тему творчества. Показательна в этом отношении концовка «Огненного протопопа»: «С этого пустозёрского пламени возжёгся костёр великой русской прозы» ^{[8, с. 27]}. Она актуализирует очерковое начало в произведении Нагибина: судьба Аввакума интересует писателя не столько сама по себе, сколько в контексте развития словесного творчества.

Наряду с очерковым началом в жанровой структуре «Огненного протопопа» Нагибина, как и в «Однодуме» Лескова, проявляются черты фельетона, которые обусловлены сатирическим изображением второстепенных персонажей. В этих произведениях многие второстепенные герои представляют власть и в системе персонажей располагаются по принципу иерархии. В «Однодуме» Лескова эту систему персонажей составляют государь, губернатор, городничий, квартальный. И, что свойственно жанру фельетона, социальная иерархия воссоздается средствами сатиры: «Губернаторы сидели на своих центрах, как царьки: доступ к ним был труден, и предстояние им “сопряжено со страхом”, они все норовили говорить “ты”, все им кланялись в пояс, а иные, по усердию, даже земно...» ^{[5, с. 217]}. В «Огненном протопопе» эта иерархия отчасти меняется, в неё включены царь, воевода, десятник. Основной задачей Нагибина является не столько сатирическое изображение представителей власти, сколько критическое осмысление социально-политических проблем, позволяющее соотнести прошлое и настоящее: «Почему неправая власть так нуждается даже в мнимом изъявлении покорности, мнимом раскаянии тех, кого считает виновным в тяжких против неё, власти, прегрешениях? Может, потому, что власти нужна не преданность, не союзничество, основанное на единоверии, а только слепое послушание, пусть даже неискреннее, обманное, но полное и безоговорочное, проще – рабье» ^{[8, с. 25-26]}). То, с какой тщательностью Нагибин прорисовывает образы второстепенных героев, мотивировано не столько сюжетной необходимостью, сколько желанием включить в текст произведения рассуждения о социальных и политических проблемах современности. Таким образом, фельетонное начало в «Огненном протопопе» проявляется иначе, нежели в лесковском «Однодуме». Нагибин, в отличие от Лескова, использует не основные жанровые возможности фельетона как сатирической формы, а его дополнительные признаки, прежде всего наличие социальной проблематики, которая в «Огненном протопопе» воплощается в авторских отступлениях и риторических вопросах повествователя.

Важную роль в «Огненном протопопе» играют и элементы жанра анекдота. В произведении есть фрагменты, представляющие собой небольшие истории из жизни главных героев, освещаемые в шуточном ключе. В этом также проявляется интерес Нагибина к традиции жанрового синкретизма Лескова. В его «Однодуме» представлен жанр анекдота в эпизоде приезда губернатора, встречая которого, Рыжов попадает в нелепую ситуацию. В «Огненном протопопе» – в эпизоде с исцелением кур от слепоты («Аввакум в сём деле на бога надеялся, да и сам не оплошал. Куров он и святой водицей прыскал, и ладаном обкуривал, аж руку с кадилом заломило, после сколотил из лесин новое корытце для пищи – и перестали слепнуть несушки…» ^{[8, 18]}). Анекдотическая составляющая в произведениях Лескова и Нагибина выполняет одну и ту же функцию – раскрытие образа главного героя, причём каждый из писателей, используя жанровые возможности анекдота, стремится высветить не столько исключительное в характере и поступках героя, сколько обычное.

В структуре произведений Лескова и Нагибина – «Однодум» и «Огненный протопоп» – важную роль играют элементы жития. По словам А. В. Растягаева, в древнерусской литературе сосуществовали две основные жанровые формы жития – собственно житие (жизнеописание от рождения и до смерти) и мартирий (свидетельство о мученической смерти святого) ^{[10, с. 26]}. Если «Однодум» Лескова строится во многом в соответствии с традицией жития - жизнеописания, то в «Огненном протопопе» соединяются обе жанровые формы. Рассказ Нагибина имеет рамочную композицию, при которой сама «рама» содержит описания готовящейся и осуществляющейся казни Аввакума («Протопоп горел с ног, на низком, вялом пламени. Он стонал, ревел, закидывал косматую пегую голову с жёлто обгорелыми от искр кончиками длинных волос» ^{[8, с. 25]}), а композиционный центр произведения – описание всей жизни главного героя.

Нагибин, как и Лесков, обращаясь к жанру жития, решает собственные художественные задачи. Если Лесков при изображении главного героя в «Однодуме» в большей степени использовал традиционные принципы создания образа святого согласно канонам жития, то нагибинское произведение в меньшей степени соотносится с каноническим житием, писатель ставит перед собой цель изобразить, в первую очередь, внутренний мир Аввакума. Но как в «Однодуме» Лескова, так и в «Огненном протопопе» Нагибина отразилась характерная для жанра жития тенденция к беллетризации и слиянию с жанром повести ^{[10, с. 27]}. Важно также отметить, что сюжетной основой нагибинского текста стало «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» – произведение, в котором жанровая модель жития представлена в уже преобразованном виде. В то же время Нагибин в «Огненном протопопе» отходит от перволичной формы повествования, что делает его текст более традиционным в аспекте житийного канона.

Оба писателя, экспериментируя с формой произведения, преследуют разные цели. Лесков, привнося элементы жанра жития в повесть «Однодум», стремится решить проблему положительного героя в литературе ^{[10, с. 30]}, тогда как интерес Нагибина к житийному жанру отражает процесс поисков той жанровой формы, которая наиболее полно раскроет образ незаурядной исторической личности. Так, житийная основа произведения «Огненный протопоп» Нагибина предопределяется, с одной стороны, самим материалом, исследуемым в рассказе, и личностью главного героя, а с другой стороны, интересом писателя к художественным достижениям Лескова. Они оказываются востребованными у Нагибина, поскольку в «Огненном протопопе» писатель обращается к исследованию многих проблем, волновавших и Лескова, в частности, в повести «Однодум».

Таким образом, можно говорить о том, что в рассказе Нагибина «Огненный протопоп» жанровым ориентиром является именно лесковская жанровая модель, основанная на совмещении элементов различных жанров. Но, несмотря на то, что в произведениях «Однодум» и «Огненный протопоп» используются элементы одних и тех же жанров, есть между ними и существенные различия. Нагибин, достаточно последовательно разрабатывая лесковскую жанровую модель и расширяя ее возможности, привносит в неё ряд изменений на уровне жанрового содержания. Это позволяет ему создать не стилизованный под произведения Лескова рассказ, но самостоятельный текст, в котором Нагибин решает разные художественные задачи, в том числе и те, которые актуализируются в прозе второй половины XX в.

В рассказе «Огненный протопоп» Нагибин следует лесковской традиции жанрового синкретизма. Нагибин, творчеству которого жанровая «пестрота» в целом не была свойственна, в отдельных своих произведениях обращается к лесковским принципам работы с разными жанровыми структурами. Использование возможностей жанрового синкретизма помогает Нагибину в «Огненном протопопе» сместить вектор внимания с личности главного героя на вневременную тему творчества, а также провести параллель между прошлым и настоящим временем.

Проявившийся в текстах Нагибина жанровый синкретизм в целом отражает тенденции, характерные для литературы второй половины XX в., когда «процесс жанровых трансформаций становится одной из характерных черт современной жанровой системы» ^{[4, с. 272]}. А связь с текстами Лескова позволяет выявить истоки этой традиции в русской литературе и актуальность жанровой модели, основанной на синтезе разных жанровых форм.

Появление у Нагибина произведений, близких по своей структуре к текстам Лескова, позволяет увидеть также близость художественных принципов писателей на определённых этапах их творчества, поскольку структура произведений отражает «эстетические установки автора, его концепцию мира и человека» ^{[4, с. 272]}.

You can simply select and copy link from below text field.