Статья 'Интерпретации современной внешней политики России в публикациях научно-исследовательских центров Аргентины' - журнал 'Мировая политика' - NotaBene.ru
по
Journal Menu
> Issues > Rubrics > About journal > Authors > About the Journal > Requirements for publication > Editorial collegium > Peer-review process > Policy of publication. Aims & Scope. > Article retraction > Ethics > Online First Pre-Publication > Copyright & Licensing Policy > Digital archiving policy > Open Access Policy > Article Processing Charge > Article Identification Policy > Plagiarism check policy > Editorial board
Journals in science databases
About the Journal

MAIN PAGE > Back to contents
World Politics
Reference:

Interpretations of the current foreign policy of Russia in the publications of research institutions of Argentina

Demidov Aleksei

PhD in Politics

Associate Professor at the Department of International Relations, Medialogy, Political Science and History of Saint Petersburg State University of Economics

191023, Russia, gorod Sankt-Peterburg, g. Saint Petersburg, ul. Sadovaya, 21

a.m.demidov@yandex.ru
Other publications by this author
 

 

DOI:

10.25136/2409-8671.2019.3.31136

Received:

18-10-2019


Published:

25-10-2019


Abstract: The research subject is the interpretation of Russia’s foreign policy in the 21st century by the researchers in Argentina. The purpose of the study is to form the image of Argentinean researchers’ ideas about the peculiarities of Russia’s foreign policy, its goals and methods, main directions, results and defining factors. The analysis is based on more than 60 works of specialists of the three most significant research institutions in Argentina involved in international studies. These articles were published in 2000-2019 and hadn’t been translated into Russian before this publication. The research is based on the historical method used for the analysis of the evolution of Argentinean scientists’ ideas about Russia’s foreign policy. The scientific novelty consists in the fact that scientific works (as opposed to journalistic ones) haven’t been analyzed by Russian scholars yet. The author analyzes and generalizes sources and finds out that the academic community of Argentina characterizes Russia’s foreign policy as pragmatic, mainly defensive, aimed at the restoration of influence in the domestic region and the preservation of the status of a superpower. The author demonstrates Argentinean scholars’ interpretations of the U.S.-Russia relations, the 2008 conflict with Georgia, the inclusion of Crimea and the 2014 crisis in Ukraine, Russia’s participation in conflicts in the Middle East, and its politics in Latin America. The author outlines the theoretical and methodological background of Argentinean studies of Russia’s foreign policy.


Keywords:

Russia, Argentine, foreign policy, international relations research, realist paradigm, geopolitical research, Latin America, research centers, country image, Russian studies

This article written in Russian. You can find original text of the article here .

Выявление особенностей восприятия внешнеполитического курса России общественностью зарубежных стран имеет очевидную значимость для оценки его эффективности и прогнозирования реакции международного сообщества на будущие действия российского правительства. В условиях сегодняшнего обострения противостояния Москвы и Вашингтона, а также активизации политики РФ на Ближнем Востоке и в иных регионах, подобные работы приобретают всё большую актуальность. Однако, существующие исследования в основном сосредоточены на образе России в популярных СМИ или в массовом сознании зарубежных стран. Значительно меньше внимания уделяется такому предмету, как исследования внешней политики России, проводимые учеными иных государств. Между тем, их более глубокое изучение позволяет реализовать несколько целей одновременно. Во-первых, будет сформирована целостная, отвечающая критериям научности, картина российской внешней политики, наблюдаемой со стороны, что способствовало бы её лучшему пониманию нами. Во-вторых, политики зарубежных стран при выстраивании отношений с Россией принимают во внимание экспертные мнения о ней, а значит, изучение этих мнений имеет значение для прогнозирования политики соответствующих государств в отношении РФ. В-третьих, получение знаний о специфике исследований международных отношений в зарубежных странах само по себе обладает научной ценностью.

В качестве предмета данной работы была избрана трактовка российской внешней политики в XXI веке исследователями из Аргентины. Причин предпочтения нами этой страны несколько. Прежде всего, это, как ни странно, её удаленность от России. Благодаря тому, что Аргентина дистанцирована от основных зон конфликтов с участием РФ (Восточная Европа, Ближний Восток) и сама не имеет к Москве никаких претензий, её исследователи имеют возможность более объективного суждения о нашей стране. Далее, немаловажным является высокий уровень развития аргентинской науки, многочисленность её ученого сообщества и его заметная публикационная активность. Кроме того, нами установлено отсутствие каких-либо отечественных работ по данной тематике. Наконец, мы планируем в дальнейшем провести аналогичные исследования по другим странам Латинской Америки и сделать выводы о восприятии российской внешней политики в регионе в целом.

Для рассмотрения аргентинских исследований внешней политики России был избран период с 2000 года по настоящее время (октябрь 2019 года). Подобный выбор обоснован, во-первых, началом в 2000 году эпохи лидерства В. В. Путина в российской политике, которая продолжается до настоящего момента и характеризуется заметными изменениями внешнеполитического курса Москвы по сравнению с предыдущей эпохой. Во-вторых, в 2001 году сама Аргентина пережила острый экономический и политический кризис, после которого, в 2003 году, началась эпоха киршнеризма (2003-2015). Эти события имели очевидное влияние на приоритеты проводимых международно-политических исследований. В-третьих, террористическая атака 11 сентября 2001 обозначила начало нового этапа в мировой политике в целом.

Научная новизна нашей работы очевидна, поскольку, как мы только что отметили, исследования, посвященные именно этой теме, в России отсутствуют. Есть работы, граничащие с ней, как например, статья М. Баньа «Краткий обзор изучения истории России в Аргентине», опубликованная в 2011 году, но там говорится об исторических, а не политических исследованиях и в силу небольшого объема мало раскрывается их содержание [1]. Аргентинские работы о России, разумеется, иногда ссылаются друг на друга, но не пытаются создать единую картину представлений о её внешней политике. Отметим и то, что практически все рассмотренные нами источники никогда не переводились на русский и вводятся в научный оборот впервые.

Целью проведенного исследования является построение комплексной картины российской внешней политики в XXI веке с точки зрения исследователей из Аргентины. В ходе работы нами были решены следующие задачи: проанализировать публикации ведущих аргентинских специалистов за рассматриваемый период и выявить особенности их трактовки современной российской внешней политики; агрегировать и интерпретировать полученную информацию для создания целостной картины внешней политики России с точки зрения ученых Аргентины.

Методы, использованные в работе, отвечают поставленным задачам. Это общенаучные методы познания, а также исторический метод, примененный для выявления развития аргентинских исследований по данной проблематике.

В качестве источников для анализа использовались онлайн-публикации трех наиболее значимых центров международных исследований Аргентины: Аргентинского совета по международным отношениям, Института международных отношений при Национальном университете Ла-Платы и Центра исследований международных отношений Росарио при Национальном университете Росарио. Всего нами рассмотрена шестьдесят одна научная публикация, в которой дается значимая трактовка внешнеполитических действий России. Выбор данного массива источников связан, с одной стороны, с нашим стремлением охватить достаточно большой спектр работ разного объема и направленности (от кратких экспертных комментариев к событиям до журнальных статей большого объема), и с другой стороны, с предпочтением именно тех организаций, которые расцениваются аргентинским и мировым научным сообществом как ведущие. Заметим, что одни и те же эксперты зачастую публикуются в двух или даже во всех трех рассматриваемых научных центрах. Иные центры исследований были исключены по различным причинам, в основном их низкой активности по российской проблематике, их поздней даты создания, или того, что они уже прекратили деятельность. Так, например, Институт стратегических исследований и международных отношений (Instituto de Estudios Estratégicos y de Relaciones Internacionales, IEERI) опубликовал за рассматриваемый период лишь два отчета о семинарах по геополитике России; Обсерватория международной политики Католического университета Санта-Фе (Observatorio de Política Internacional, OPI) начала исследования лишь в 2015 году; Аргентинская сеть центров международных исследований (Red Argentina de Centros de Estudios Internacionales, RACEI) прекратила деятельность в 2016 году (веб-сайт перестал функционировать и домен был продан). В то же время три избранных нами центра являются старейшими и наиболее активными.

Основные аргентинские центры исследования международных отношений

Созданный в 1978 году Аргентинский совет по международным отношениям (Consejo Argentino para las Relaciones Internacionales, CARI, далее - КАРИ) – частный научно-исследовательский центр, занимающийся анализом международных проблем как в политических, так и в экономических и социокультурных измерениях. О значимости центра говорят регулярные выступления там с докладами представителей зарубежных государств. В частности, если говорить о внешней политике России, то в 2004 году с докладом о ней в Совете выступил И. С. Иванов, возглавлявший тогда Министерство иностранных дел. В 2010 году Председатель Совета Федерации РФ С. М. Миронов озвучил доклад «Внешняя политика Российской Федерации в построении многополярного мира» [2]. Чрезвычайный и полномочный посол России в Аргентине в 2011-2018 годах В. В. Коронелли в разгар украинского кризиса в июне 2014 года выступил с докладом на тему «Российский взгляд на современную международную ситуацию и основные темы отношений между Россией и Аргентиной» [2]. Отметим, что неоднократно (в 2014, 2016 и 2018 годах) в КАРИ появлялся и посол Украины Ю. А. Дудин, который говорил о ситуации на Украине и её противостоянии с Россией, так что эксперты центра имели возможность услышать обе стороны конфликта. В прошлом 2018 году Чрезвычайный и полномочный посол России Д. В. Феоктистов озвучил новые приоритеты российско-аргентинского сотрудничества. Наконец, недавно, 26 сентября 2019 года, был проведен семинар «Российская Федерация и её отношения с Аргентиной» [2].

Внешней политикой России в КАРИ занимается прежде всего Группа современных исследований евразийского пространства (Grupo de Estudios Contemporaneos del Espacio Euroasiatico). Со своего основания в 2005 году и по 2012 год она называлась Группой современных исследований Центральной Европы и Содружества Независимых Государств, и ей руководила Г. Субельсу. С 2013 года, под руководством посла Э. Массини Эскурра, она сменила своё название на Группу современных исследований евразийского пространства. С 2018 года её возглавляет посол Л. Рольдан Васкес [2]. Группа рассматривает внутренние процессы в регионе и его внешние связи, особенно с Аргентиной. Проводятся ежемесячные собрания, а также встречи с приглашенными экспертами и политиками, конференции и семинары. Группа сотрудничает с Группой Европы и Группой Азии. В дальнейшем анализе нами были использованы все размещенные на интернет-сайте КАРИ научные работы о России (не только данной группы), включая монографии, статьи, Бюллетени Института международной безопасности и стратегических проблем, отчеты о докладах на конференциях и семинарах.

Институт международных отношений (Instituto de Relaciones Internacionales, IRI, далее – ИРИ) был создан при Национальном университете Ла-Платы в 1989 году и начал свою работу на базе Факультета юридических и социальных наук, по инициативе профессора Н. Консани. Институт ведет исследования при поддержке Национального совета научных и технических исследований (CONICET). В 2012 году в ИРИ была открыта Кафедра России, причиной чего стала «неоспоримая важность России в международной системе» [3]. Институт издает журнал «Международные отношения» (Relaciones Internacionales), однако нечастое обращение к российской проблематике в этом издании сделало нашим основным источником статьи из электронного «Ежегодника международных отношений» (Anuario en Relaciones Internacionales), а также иные научные материалы сайта с сайта ИРИ.

Центр исследований международных отношений Росарио (Centro de Estudios en Relaciones Internacionales de Rosario), основанный в 1987 году при Факультете политологии и международных отношений Национального университета Росарио, работает в тесном сотрудничестве с Национальным советом научных и технических исследований. Нами использовались статьи из размещенной на его сайте электронной версии журнала «Ученые записки внешней политики Аргентины» (Cuadernos de Política Exterior Argentina).

Особенности аргентинских исследований внешней политики

Прежде чем перейти к анализу современных публикаций, отметим некоторые сформировавшиеся ранее тенденции в аргентинских работах по внешней политике. Развитие исследований международных отношений в Аргентине, как и в других странах Латинской Америки, было связано с конкретными внешними вызовами, с определением своего места в международной иерархии. Разработанные на Западе теории заимствовались, но переосмыслялись в попытке приспособить их к потребностям своей страны. Поясним сразу, что, употребляя термин «Запад» (Occidente), сами аргентинские политологи не включат в него свою страну. Таким образом, «Запад», как и в российских работах, имеет не географический, а политический смысл, и подразумевает только США и страны Европы. Это само по себе свидетельствует об том, как именно аргентинцы видят место своей страны в мировом политическом пространстве. Возвращаясь к особенностям изучения международных проблем в Аргентине, то, как пишут об определивших их факторах М. Десиансио и М. С. Мигес, «международные отношения были отмечены борьбой за автономию и самоопределение, её (Латинской Америки – прим. наше) положением как развивающегося региона, излишней зависимостью от Европы и Соединенных Штатов и защитой её интересов в международной среде» [4]. Они также указывают на теорию автономии Х. К. Пуига, периферийный реализм К. Эскуде и концепцию относительной автономии Р. Русселла и Х. Г. Токатлиана как образцы аргентинского подхода к трактовке международного порядка [4].

Х. К. Пуиг, бывший при президентстве Э. Кампоры министром иностранных дел (при нем были восстановлены отношения с Кубой и увеличилось сотрудничество со странами советского блока), создал свою теорию автономии, опираясь на классический реализм. Международный порядок в его представлении – иерархия из «верховных распределителей» (repartidores supremos), «низших распределителей» (repartidores inferiores) и «получателей» (recipientarios). Первые устанавливают правила мирового порядка, налагающие ограничения на возможности принятия решений, последние подчиняются этим правилам. Согласно М. Десиансио и М. С. Мигес, «ключевая точка (el nudo) его теории относится именно к необходимости автономии как возмещению описываемой ситуации притеснений и уязвимости зависимых стран» [4]. Что касается К. Эскуде, то он также имел практический опыт в сфере внешней политики, будучи специальным советником министра иностранных дел Г. ди Телья, и также видел в международной системе четкую иерархию, хотя и делал из неё противоположные выводы. В теории периферийного реализма великие державы устанавливают правила, и периферийные державы или подчиняются им, или превращаются в государства-изгои. Таким образом, полная свобода действий во внешней политике обретается только ценой издержек столкновения с государствами-гегемонами, которого К. Эскуде призывал всемерно избегать [4]. Наконец, Р. Русселл и Х. Г. Токатлиан подходят к автономии с точки зрения конструктивизма, и видят в ней не способность страны закрыться от влияния внешних норм, но способность участвовать в их конструировании через взаимодействие с другими акторами [4]. Таким образом, мы видим доминирование реалистической и в меньшей степени конструктивистской парадигмы в аргентинских интерпретациях внешней политики. Исследователей из Аргентины интересует проблема самостоятельности государств перед лицом существующего мирового порядка, установленного державой-гегемоном, проблема внешнеполитической самоидентификации и выбора пути. Мы можем предположить, что это сделает для них особенно интересной внешнюю политику России, которая в течении двух десятилетий XXI века прошла путь от конформизма ельцинской эпохи до конфронтации с Западом после украинского кризиса. Как мы увидим при дальнейшем анализе конкретных работ, это предположение подтвердится.

Аргентинские исследования внешней политики России после 2000 года

В нашем аналитическом обзоре аргентинских исследований внешней политики России мы будем двигаться по материалам в хронологическом порядке от 2000 к 2019 году, иногда группируя близкие по времени работы, посвященные одной проблеме. В качестве отправной точки отлично подходит статья А. Симоноффа «Россия 2000: империя без материального основания?» [5]. Автор уже вскоре после прихода к власти В. В. Путина замечает ускорение перемен во внешней политике, отход от прозападной стратегии ельцинской эпохи, идущее сближение с Китаем, Индией и Ираном. Все это спровоцировано самими США и Европой: «Русские ощущают себя осажденными (asediados) Западом, который не перестает включать их бывших сателлитов в НАТО, атаковать их исторических союзников и постоянно расширять свои интересы в Центральной Азии. Все это воспринимается как угроза для их национальной безопасности» [5]. Усиление интереса Запада к каспийскому региону с его огромными нефтяными богатствами обозначает, по мнению А. Симоноффа, зону противостояния. Здесь России важно восстановление контроля над Чечней, так как через её территорию проходит транспортировка нефти, хотя для начала там второй войны были и иные причины. Однако, автор ещё скептически настроен по отношению к перспективам восстановления Россией своей значимости в мировой политике, поскольку её население живет как в странах третьего мира, а оборонные расходы в 60 раз меньше, чем у США. «Россия сможет быть великой державой, только если обратит вспять оглушительный спад своей экономики, если сможет сгладить свою социальную асимметрию, если уменьшит власть мафий, если сможет преодолеть напряженность с республиками своей внутренней периферии» [5].

В основном, аргентинским авторам в первые годы XXI века внешнеполитический курс России представлялся относительно гибким, но не выходящим резко за рамки американоцентрической мировой системы. А. Симонофф в своей оценке «нового международного порядка» писал, что Россия после распада СССР в целом приняла американские требования, хотя и постепенно увеличила свое присутствие в постсоветском пространстве, на Ближнем Востоке и стала активнее взаимодействовать с КНР [6].

События 11 сентября 2001 года, вызвавшие сближение России и США на почве совместной борьбы с терроризмом и усиление сотрудничества со странами Североатлантического альянса, привели некоторых аргентинских политологов к мысли о возможности полной интеграции России в обновлённый миропорядок. В статье с характерным названием «Мыслить немыслимое: Россия в НАТО» Р. Э. Гуйер отметил, что стало возможным говорить о вступлении России в НАТО или о паневроазиатской системе безопасности, совместно осуществляемой НАТО и РФ [7]. Это сняло бы проблему беспокойства России из-за экспансии альянса на восток, о которой упоминал ранее А. Симонофф, и которая вновь и вновь будет подниматься позднее как фактор внешнеполитического курса РФ. После 11 сентября, как указывал Л. Далланегра Педраса, разногласия между Вашингтоном и Москвой остались только по поводу торговли с Ираном и ПРО [8]. Последний вопрос продолжал оставаться камнем преткновения и в следующем году. В Ежегоднике ИРИ И. Станганелли писала, что ответом на ПРО в Европе стало подписание договора о дружбе и сотрудничестве между РФ и КНР [9]. Там же, в презентации итогов работы департамента Азии и Тихого Океана, проф. Х.Р. ди Маси указывал, что сближение РФ и КНР связано с гегемонистской политикой США при Буше-младшем, в частности, планах размещения ПРО в Японии и на Тайване [10].

В 2006 году 6 из 15 опубликованных на сайте КАРИ статей так или иначе говорили о российской внешней политике. По выражению Х. Надра, «Россия Путина не та же самая, что Россия Ельцина», она стремится доминировать на Украине, влияет через Газпром на Европу и спорит с США по поводу Ирана [11]. О роли России в иранском вопросе писала и Г. Субельсу, указывая, что Москва не желает эскалации, но вместе с Пекином выступает против санкций и военного вмешательства [12]. Ф. Импости, посвятившая статью разбору председательства России в «Большой восьмерке», оценивала её как «энергетическую сверхдержаву», использующую энергоносители как рычаг международного влияния [13]. О стратегической важности российского контроля над ресурсами писал также А. Ам [14]. Он же отмечал и появившийся у РФ интерес к Аргентине, в связи с тем, что В. В. Путин пригласил Н. Киршнера в Россию [15]. Личная роль В. В. Путина в усилении российского влияния, по мнению Ф. Импости, является ключевой. Стремление Москвы к самостоятельности, борьба против влияния Запада на Украину и Грузию, противодействие давлению на Иран, осложняет её отношения с Вашингтоном [13]. Осложнение отношений Москвы с Тбилиси комментировала Г. Субельсу, отмечая неразрешенность проблемы Абхазии и Южной Осетии, сохранившуюся еще с предыдущего периода [16].

В том же 2006 году Группой современных исследований Центральной Европы и Содружества Независимых Государств КАРИ были организованы Рабочие встречи по современным аргентино-российским отношениям. Первая встреча «Аргентино-российские отношения» была посвящена политическим аспектам, а вторая экономическим, и её мы не рассматриваем. На первой встрече выступали Э. Массини Эскурра, Директор по Центральной и Восточной Европе Министерства иностранных дел, международной торговли и культа, и Ю. П. Корчагин, Посол РФ в Аргентине. Э. Массини Эскурра говорил о растущем интересе Аргентины к сотрудничеству с Россией, об общности позиции в Совете Безопасности ООН по ряду вопросов, и о интересе РФ к сближению с МЕРКОСУР. [2]. В свою очередь, в журнале ИРИ «Международные отношения» В. Т. Фуэнтес указывал, что работа с МЕРКОСУР является для РФ наиболее важной на латиноамериканском направлении её внешней политики. Хотя взаимодействие носит прежде всего торгово-экономический характер, Москва также заинтересована в сотрудничестве по вопросам международной безопасности и борьбы с терроризмом [17].

Прозвучавшая 10 февраля 2007 года «Мюнхенская речь» В. В. Путина вызвала немедленный интерес аргентинских политологов. Вскоре Г. Субельсу опубликовала анализ выступления российского лидера. Пытаясь определить, по её выражению, «философские-теоретические» основы восприятия мира российским лидером, она видит в речи «гоббсовский» сценарий «никто не чувствует себя в безопасности» [18]. По мнению Г. Субельсу, высказанные В. В. Путиным тезисы напоминают К. Уолтца и теорию структурного реализма. Она отмечает в речи отрицание однополярности мира, критику США за злоупотребление силой и нарушение международного права, протест против расширения НАТО. Интерпретации озвученного в Мюнхене, пишет аргентинская исследовательница, могут быть разнообразны: это и рост самоуверенности, или, наоборот, изоляционизм, или шантаж, или «холодная война - лайт», однако несомненным является одно: Россия - влиятельный международный актор [18]. В другой работе она, рассматривая попытки России восстановить свое влияние на постсоветском пространстве, отмечала роль лидерства в их активизации [19]. Кроме того, в том же 2007 году вышла коллективная монография «Политические системы, цветные революции и перспективы. Случаи Грузии, Украины и Киргизстана», под редакцией Г. Субельсу, Х. Дергугасяна, М. А. Кунео и М. Оруе. В ней указывалось, что поддержка Москвой Абхазии и Южной Осетии связана с защитой её позиций на Южном Кавказе, поскольку политика М. Саакашвили рассматривалась как угроза безопасности и часть американо-европейской политики изоляции [20].

Если в 2006-2007 годах интерес к российской внешней политике в научном сообществе Аргентины уже начал возрастать, то августовская война 2008 года, разумеется, вызвала необходимость в развернутом анализе проблемы. Уже 29 августа Г. Субельсу выступила в КАРИ с докладом, где рассмотрела эволюцию внешнеполитического курса постсоветской России, и причины конфликта на Кавказе [21]. По её мнению, российская внешняя политика после 1991 года была направлена в основном на Европу и США и определялась последствиями распада СССР и изменений во внутренней политике. В первые годы (1992-1994) внешняя политика РФ строго следовала за США и европейскими странами, например, Москва не продавала оружие странам, которые не одобрялись Вашингтоном. Правда, после решения о первом расширении НАТО, в связи с чем сам Б. Ельцин упомянул о «холодном мире», политика стала постепенно становиться прагматичной и реагировать на вызовы. [21]. Активность в 1994-1998 годы была связана с оживлением взаимодействия с постсоветскими республиками. Бомбардировки Сербии вызвали протест Москвы и приостановление сотрудничества с НАТО. Во внутренней политике также шел спор между силами, выступавшими за сотрудничество с Западом и открытость экономики, и теми, кто желал протекционизма и защиты интересов на постсоветском пространстве [21]. Постепенно во внешней политике возобладал умеренный национализм, выступавший за защиту интересов 25 миллионов русских в постсоветских республиках. При этом средств реализации подобной политики было недостаточно, в связи с экономическим кризисом 1998 года [21].

После терактов 11 сентября возобновилось сотрудничество с США, в том числе военное. Несмотря на разногласия по этому поводу среди элиты, по настоянию Президента было открыто воздушное пространство для доступа к Афганистану, предоставлялась разведывательная информация, и не было протеста против создания американских баз в Киргизстане и Узбекистане [21]. В течении следующих лет произошло улучшение внутреннего состояния России, которая оправилась от кризиса и получила более сильную центральную власть. Это дало возможности для активизации внешней политики и лучшей защиты интересов страны. Накопившиеся вновь разногласия с США стимулировали поворот к евразийскому пространству, создание ШОС, укрепление ОДКБ и БРИКС. Впрочем, это на тот момент не означало отказа от сотрудничества с Западом, но просто усиление азиатского вектора по сравнению с предыдущим периодом [21].

Однако, американское вторжение в Ирак 2003 года стало поводом для критики как не легитимированное Совбезом ООН, а выход США из договора о ПРО 1972 года и второй этап расширения НАТО еще более обеспокоили Кремль [21]. Последнее было геополитическим вызовом, так как полностью окружило Калининградский регион. «Российское правительство начало размышлять над скудными результатами своего сотрудничества с Западом и особенно с ЕС: непринятие во внимание его интересов и отсутствие консультаций в отношении решений, о которых Москва полагала, что её мнение должно учитываться» [21]. Экономический рост этого периода усилил внешнеполитические возможности. С 2006 года нарастает напряженность в отношениях с Западом и явное столкновение интересов. Когда в 2007 году США решили установить в Чехии и Польше системы ПРО, Москва в ответ предложила вместо этого совместное использование существующих установок. Это предложение, отвергнутое Вашингтоном, продемонстрировало продолжающийся прагматизм Москвы и готовность предлагать пути для смягчения конфликта [21]. В других вопросах, таких как независимость Косова, Россия отказалась идти на компромисс. Вопросы ПРО в Восточной Европе и статуса Косова Россия рассматривала как «красную черту», переступание которой она не намерена оставлять без ответа [21].

По мнению Г. Субельсу, для обозначения сложившейся в результате войны с Грузией в 2008 году ситуации не следует использовать понятие новой холодной войны, поскольку к той эпохе противостояния уже нельзя вернуться из-за асимметрии в военных затратах РФ и США, но правильнее говорить о серьезной напряженности. Она также считала, что РФ все еще ориентирована на сотрудничество с Западом, и сотрудничество с Азией это просто восстановление баланса [21].

Со схожими объяснениями произошедшего конфликта выступил и коллега Г. Субельсу по КАРИ, Х. Дергугасян, по мнению которого, Россия ощущает угрозу со стороны США и намерена бороться за сохранение своего влияния в странах бывшего СССР. Сама война была развязана Грузией, и Москва решила использовать её, чтобы поставить предел экспансии НАТО и преподать жесткий урок Грузии, а также Украине. Первоначально, по мнению исследователя, «российская стратегия состояла в сохранении статуса кво, без разрушения отношений с западными странами. Владимир Путин, в частности, развивал одновременно прагматическую и реалистическую внешнюю политику: интеграция с Западом при сохранении особого статуса и требовании, чтобы он был признан» [22]. Исследователь отметил ключевые причины настороженности Москвы по отношению к Западу: «Владимир Путин, однако, чувствовал возобновившееся пренебрежение к своей стране в таких действиях и решениях, как аннулирование Договора ПРО в 2002 году, создание военных баз в Центральной Азии, одобрение с энтузиазмом «цветных революций», и, last but not least (английское выражение «последний по счету, но не последний по важности» в испанском тексте оригинала – прим. наше), одностороннее признание независимости Косова» [22].

В статье И. Станганелли, опубликованной ИРИ, возможное продолжение войны рассматривалось как маловероятное, поскольку, «несмотря на агрессивную риторику Москвы, Россия не подстрекает к войне, но просто проводит широкую геополитическую стратегию. Демонстрирует перед международным сообществом свою решимость защищать независимость сепаратистских республик и защиту русского населения за пределами Федерации» [23]. Через год в аналогичном обзоре российских международных отношений она вновь упомянула о конфликте, подчеркнув, что «Россия должна была вмешаться, чтобы предотвратить геноцид населения Южной Осетии» [24].

Что касается оценки иных направлений российской внешней политики в 2008 году, то, согласно И. Станганелли, Москва пыталась использовать международный финансовый кризис для усиления своей международной позиции и ослабления США путем создания коалиции развивающихся держав, азиатских и южноамериканских. Результатом этого направления российской внешней политики стала успешная деятельность БРИКС. «Целями коалиции будут ограничение влияния американского доллара в международной торговле и валютных резервах этих государств, и в то же время укрепление позиций развивающихся государств в международных финансовых институтах...», - предполагала аргентинская исследовательница [23]. При этом РФ, по её мнению, опасалась чрезмерного роста влияния КНР и для этого приглашала в коалицию другие державы. После распада СССР Россия предпочитала двусторонние отношения, в которых всегда была сильнейшим из партнеров [23].

В 2009-2010 году эксперт ИРИ отмечала продолжение обозначенных ей ранее тенденций. С одной стороны, Россия сотрудничает с ЕС, США и НАТО, но желает деполитизировать это сотрудничество и «остается обеспокоенной влиянием США возле своих границ и считает, что экспансия НАТО составляет потенциальную угрозу ее безопасности» [24]. В числе признаков курса Москвы на усиление своей самостоятельности перед лицом американского недовольства И. Станганелли указала на изменения в правилах применения ВС РФ за рубежом, на то что в Доктрине национальной безопасности 2010 года в качестве главной угрозы названа НАТО, а также возвращение российского флота в Средиземноморье благодаря сирийской базе Тартус. Последняя позволит восстановить влияние России на Ближнем Востоке, и возможность присутствия в этом регионе «жизненно важна для российских интересов» [24].

Вмешательство (на тот момент чисто дипломатическое) России в сирийский конфликт в 2013 году вызвало ряд интересных для нас комментариев со стороны аргентинских экспертов по Ближнему Востоку. Ещё в Ежегоднике ИРИ за 2012 год М. Куадро упомянула о противостоянии в сирийском вопросе между западными либеральным странами, сторонниками интервенционизма, и «странами-защитниками вестфальской суверенности – Россией и Китаем» [25], и подчеркнула, что «Москва без колебаний встала на сторону своего сирийского союзника, защищая принцип суверенного равноправия (igualdad soberana) и противостоя возможности интервенции» [26]. В 2013 году, когда благодаря твердой позиции России угрозы Б. Обамы нанести удар по Сирии не были реализованы, то, согласно М. Куадро, «международное право было защищено и возрождено (alentada) российским Президентом, Владимиром Путиным» [27]. Как и в 2012 году, исследовательница повторила, что Россия решительными действиями защитила своего единственного арабского союзника [28].

Если поддержка Москвой Дамаска в 2013 году представляла интерес в основном для специалистов по Ближнему Востоку, то события 2014 года – присоединение Крыма к РФ, полномасштабная гражданская война на Украине и широкие антироссийские меры со стороны США и Европы – не могли быть проигнорированы большинством аргентинских специалистов-международников. По выражению А. Тельо, произошло «подлинное геостратегическое землетрясение на глобальном уровне», и «политика и отношения власти вернулись во всем своем великолепии в центр сцены международных отношений» [29]. Развитие ситуации перечеркнуло все прогнозы, и М. Монтес отмечал, что в конце 2013 года ни один русолог не предполагал, что произойдет в 2014 году на Украине [30].

Рассуждая о воссоединение Крыма с Россией, аргентинцы проводили параллели с последовавшей вскоре годовщиной Мальвинской (Фолклендской) войны, напоминая о том, что и Мальвинские острова нуждаются в воссоединении с Аргентиной [31]. Позже А. Тельо в статье «Украина» также поднял этот вопрос, развивая тему лицемерия Запада, напоминая о вторжении США в Ирак без санкции ООН, которое привело к гуманитарной катастрофе, однако не подверглось столь широкому осуждению, как присоединение Крыма. Он считает, что хотя «существуют известные различия между Мальвинами и Крымом, мы должны отметить британское лицемерие (hipocresía) и двойной стандарт, используемый для того, чтобы судить о ситуациях исключительно в своих интересах. Лондон организовал референдум на Мальвинских островах, населенных немногим более двух тысяч жителей – все англичане – отвергая аргентинский аргумент о территориальной целостности, а теперь осуждает российское присоединение Крыма, населенного более чем двумя миллионами обитателей, взывая к территориальной целостности Украины и игнорируя плебисцит, на котором 97% проживающих выступили за то, чтобы быть частью России» [29]. В качестве основных причин произошедшего А. Тельо выделяет три: желание Москвы стать важным актором на международной сцене; раздражение (fastidio) В. В. Путина продвижением НАТО на восток, вопреки данным Горбачеву обещаниям; усиление ультраправых и ксенофобских партий в различных странах Европы и на Украине, которое вызывает беспокойство Москвы за русскоязычное население [29]. С. А. Бьянгарди Дельгадо и Ф. Гомес также согласны с его первым выводом о том, что на Украине решается судьба российского статуса в мировой политике: «Москва нуждается в решающем влиянии на Украине, чтобы продолжать быть центральным актором международных отношений, и государством-гегемоном (un Estado hegemónico), великим и уверенным в себе» [31]. Надо помнить, по мнению А. Тельо, и об особой иcторической значимости Крыма для России. [29] Позже на этот фактор указывал и М. Каубет [32].

М. Монтес опубликовал в 2014 году детальный анализ участия Москвы в развернувшемся международном кризисе. Прежде всего, отметим, что он видит в России одного из «четырёх великих акторов мира после холодной войны» [30]. По его мнению, в анализе украинских событий не избежать опоры на парадигму реализма, так как идет речь о геополитических интересах трех великих держав, но он также прибегает и к конструктивизму, рассматривая идентичности участников конфликта и их восприятие происходящего.

По мнению М. Монтеса, волнения в Крыму и на востоке Украины были вызваны отменой закона о русском языке [30]. Он напоминает, что Крым был отторгнут от России в 1954 году, и после распада СССР стал русским анклавом, подобным Калининграду. В 2014 году произошло мирное крымское выступление против власти Киева, при котором население проголосовало за отделение. Украинские войска ушли с полуострова без борьбы и жертв, однако на востоке Украины началась вооруженная борьба. М. Монтес упоминает о трагедии в Одессе и бегстве 750 000 украинских граждан в Россию [30]. В соответствии с конструктивистской парадигмой он анализирует восприятия и пишет, что Россия всегда рассматривала Украину как связанную общей историей и желала видеть её если не пророссийской, то по крайней мере нейтральной, подобно Финляндии, и конфедеративной, подобно Бельгии. «Во всяком случае, политика Путина далека от того, чтобы интерпретировать её как неоимпериалистическую, как преувеличенно её оценивают «ястребы» из Вашингтона и соседних стран-соперников (Estados vecinos rivales), таких как Польша, Чехия и страны Балтии, столь привязанные к защите НАТО. Россия ищет, в сущности, как «великая держава», быть услышанной и уважаемой в международном концерте и, особенно, в своей старой зоне влияния» [30].

C начала 2000 годов был увеличен военный бюджет, обретены новейшие технологии, восстановлено морское могущество. Однако РФ при Путине – это не СССР при Сталине. Она не сможет противостоять всему НАТО и не будет это делать. «Близкие к путинизму мыслители» считают, что расширение НАТО было предательством, и что свержение Януковича было инспирировано западными спецслужбами, чтобы «преследовать и изматывать» Россию [30]. Россия стала жертвой предвзятого отношения стран ЕС к ней как к «авторитарной» и «экспансионистской» стране [30]. Россия ощущает себя «загнанной в угол» из-за войск НАТО в 200 километрах от Петербурга. «Правда в том, что Путин не вмешался напрямую в украинский конфликт на юго-востоке, приказал отвести своих солдат (50 000 человек), размещенных в состоянии готовности в течении месяца на границе с соседней страной, прекратил официальное одобрение повстанцев-сепаратистов, и в то же время принял семьи, бегущие из зоны [боевых действий], вдобавок к тому, что занялся обеспечением продовольствием районов и городов юго-востока затронутых [войной], которая привела к гуманитарному кризису огромных масштабов», - утверждает М. Монтес. [30].

Первой реакцией Москвы на санкции были контрсанкции, которые вызвали проблемы у стран ЕС. М. Монтес обращал внимание, что, в последние дни перед написанием им статьи, на встрече в Германии было достигнуто соглашение о прекращении огня и разоружении, в связи с чем он счел обоснованным «предполагать, что мы стоим перед финальной фазой долгого, разорительного и ненужного конфликта» [30]. Сценарий прямой войны России с Украиной был маловероятен из-за реакции НАТО и отсутствия повода, в отличии от войны с Грузией в 2008. Автор отвергает идею «новой холодной войны», считая, что «Россия не пытается стать лидером гипотетического антигегемонистского блока, не пытается восстановить свое империалистическое призвание, с его безмерными затратами, хотя с точки зрения [анализа] восприятий, есть много общественных групп, прежде всего, давних антирусских «лобби» в Соединенных Штатах, занятых созданием подобного образа путинской России, доходя, несомненно, до крайнего абсурда в сопоставлении Путина с Гитлером» [30]. Он объясняет, что «для самих русских, Россия далека от того, чтобы быть угрозой Европе или всему миру. Наоборот, в прошедшие два десятилетия она была страной, которой пришлось вытерпеть войну на Балканах; целых два раунда экспансии НАТО; выход Соединенных Штатов из договора по ПРО; американское военное присутствие в Центральной Азии; вторжение в Ирак; оккупацию Афганистана и размещение противоракет в Восточной Европе. Именно Россия должна чувствовать себя преданной Западом, поскольку обещание о роспуске НАТО, данное Бушем-отцом Горбачёву, не было осуществлено; полная интеграция в западные институты, обещанное Ельцину, также не была выполнена, и, наконец, альянс или коалиция против терроризма, обещанные Бушем-сыном в скором времени расплылись (se disdebujó) после роли США в украинской «Оранжевой революции» [30]. Противостояние с НАТО не нужно Путину, Россия к нему не способна, так как уступает Альянсу в военном смысле. Также отсутствуют идеологические основания, и, хотя населению приятна твердость в отношении США, в современной России мало распространены империалистические настроения советских и царских времен. Основной интерес для Путина – экономический, и санкции только приводят к усилению уже имеющейся многовекторности [30].

Аргентинские исследователи отмечали в 2014 году активизацию и других направлений внешней политики РФ. Так, продолжилось и углубилось участие Москвы в Сирийском кризисе, и в её лице, как утверждал Э. Айзенберг, правительство в Дамаске получило союзника с большим весом на международном уровне. Он допускал будущее вхождение Сирии в евразийские интеграционные объединения, поскольку Россия восстанавливает свое мировое влияние (примером чего стало развитие БРИКС), «идет формирование второго блока, и для него необходимо присутствие в каждом регионе» [33]. О российской активности по созданию блока незападных держав заговорил и М. Каубет, обращая внимание уже не на БРИКС, а на ШОС, которая является «инструментом и средой» (una herramienta y un medio) для расширения влияния РФ и КНР. Однако их интересы в центральной Азии не во всем совпадают. Россия желает поддерживать свою орбиту пророссийских режимов в контексте восстановления своего доминирования на постсоветском пространстве, в то время как КНР желает усилить там свое собственное политическое и коммерческое господство. В любом случае, ШОС является «свидетельством тенденции, непредставимой немногим менее 15 лет назад, а именно: создания китайско-российского блока» [34].

Глобальная активность Москвы, по мнению аргентинских исследователей, проявилась и в родном для них полушарии. Согласно М. Бартоломе, к 2014 году Россия стала значимым поставщиком вооружений в Латинскую Америку и может воспользоваться этим для увеличения своего политического влияния в регионе и даже определенного военного присутствия в нем [35]. Рассмотрение этого вопроса продолжил в следующем, 2015 году, Л. Павес Росалес, который видел в нем, согласно мир-системному подходу, свидетельство ослабевания господства США и восхождения России и Китая как глобальных держав [36]. Через военное сотрудничество с Каракасом Москва бросает геополитический вызов США и выступает против их вмешательства во внутренние дела Венесуэлы [37]. Боливия также модернизирует свои вооруженные силы с российской помощью [36].

Подводя итоги 2014 года для России, М. Каубет отметил, что важный сам по себе конфликт на Украине стал для российского правительства платформой «для реализации поворота во внешней политике, которая ищет более широкой международной проекции», что вызывает противодействие стран Запада [32]. По его мнению, этот путь развития событий намечался уже давно: «от первых лет после падения СССР до настоящего времени политика российского правительства ориентировалась все более и более на строительство орбиты регионального влияния при помощи своего участия в организациях регионального сотрудничества, таких как Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), двусторонних соглашений с разными странами региона, или вооруженных интервенций в некоторых ситуациях (война в Южной Осетии в 2008 году). Эта политика в последние пять лет приобрела особое значение, все более отдаляя Россию от Европы, в противоположность прогнозам, выдвигавшимся многими сразу после окончания холодной войны, которые предсказывали, что новая Россия войдет в политическую и экономическую орбиту Запада» [32]. Таким образом, реакция российского правительства на украинский конфликт определялась множеством факторов, как краткосрочными, так и долгосрочными, от её исторической значимости до политики по возвращению своего влияния в ближнем зарубежье. Нужно учитывать, как подчёркивает М. Каубет, международный контекст, который «гораздо сложнее и с гораздо большим количеством возможностей, которые следует принимать во внимание (opciones a considerar), чем старый и негибкий мир холодной войны» [32]. Отдаляясь от Запада, Россия сближается с Китаем и Латинской Америкой. Это сближение было постоянно на повестке дня российского правительства еще до конфликта на Украине. БРИКС – это свидетельство многосторонности российских связей, организация, позволяющая России ставить под вопрос установленные сейчас в мировой политике правила игры. Главным выражением этого стало учреждение Банка развития БРИКС, бросающее вызов Бреттон-Вудским институтам и выражающее критику международной финансовой системы со стороны восходящих держав. Украинский кризис вскрыл уже существовавшую тенденцию на возвращение Россией своего влияния на региональном и мировом уровне и её отдаление от Европы. Страны Запада, налагая санкции для изоляции России, не учли, что мир сегодня не тот, что прежде, и Москва может найти себе новых партнеров. «Можно сказать, что операция была успешной для правительства Владимира Путина, благодаря хорошему управлению отношениями с иными странами – как на региональном, так и на международном уровне – но также благодаря международному контексту, гораздо более близкому к многосторонности, чем контекст за несколько лет до того» [32].

Упомянем, что хотя М. А. Кунео опубликовал в 2014-2019 годах несколько статей (одну в двух частях) по украинскому конфликту, они носят чисто обзорный характер, представляя собой констатацию фактов о текущем состоянии конфликта и перечни документов, его регулирующих, и потому не могут дать нам представления об аргентинской интерпретации российской внешней политики [38] [39] [40] [41] [42].

В ноябре 2015 года Группой современных исследований евразийского пространства была организована академическая сессия «Россия: новое противостояние с Западом?», которую возглавили М. А. Каусино, А. Хатшенрейтер, М. Монтес и Э. Массини Эскурра [43]. Первым выступал М. Каусино, который напомнил о предшествовавшем противостоянии в холодной войне. В период 1990-х ельцинская Россия сотрудничала с Западом. Охлаждение наступило в связи с бомбардировками Югославии, но основным препятствием для продолжения прозападного внешнеполитического курса стало расширение НАТО, которое Россия рассматривала как «акт предательства со стороны Запада». События 11 сентября 2001 года дали почву для нового сближения, благодаря общей борьбе с терроризмом. Однако «цветные революции» и война с Грузией снова обострили отношения, а произошедшее в 2014 году на Украине окончательно определило пересмотр российских международных связей [43]. Выступление А. Хатшенрейтера было посвящено роли геополитики в объяснении всей внешнеполитической истории России, от царей до современности. Расширение НАТО привело, по его мнению, к тому, что «выбор России свелся к тому, чтобы вторгаться или быть объектом вторжения, и она выбрала первое» [43]. М. Монтес, опираясь на конструктивистскую парадигму, рассмотрел внешнюю политику России с точки зрения того, как российские элита и общество воспринимали и осмысляли ситуацию. Вторжение в Ирак в 2003 году и «цветные революции» заставили Москву воспринимать Запад как угрозу. М. Монтес разделил проблемы отношений России и США на три аспекта: культурное отдаление (distanciamiento cultural), расхождения в связи с отрицанием «морального империализма» Вашингтона, и то, что США готовы были снисходительно относиться к России только когда та выглядела слабой. Он прогнозировал, что отношения будут оставаться сложными, но не прекратятся полностью [43]. Э. Массини Эскурра, в свою очередь, говорил об отношениях между РФ и ЕС, осложненных взаимными санкциями. Он, как и предыдущие ораторы, заострил внимание на проблеме экспансии Североатлантического альянса, на которую реагирует Россия. По его мнению, «давление НАТО продолжает оставаться сильным, составляя основную часть российских опасений. То, частью чего являются Германия, Польша и Чешская республика, провоцирует российские страхи и вызывает жесткую позицию России и по отношению к остальному миру» [43]. Он также подчеркнул важность России в мире из-за её военных и экономических возможностей, что, вместе с популярностью В. В. Путина, «которая около 90 процентов», говорит о необходимости для других стран договариваться с ней [43].

Если в 2014 году ключевые исследования посвящались украинскому направлению внешней политики России, то в 2015-2016 годах интерес сместился в сторону действий РФ на Ближнем Востоке. Как отмечалось в презентации по Евразии в ежегоднике ИРИ, санкции не помешали Москве действовать эффективно, и вызванные ими экономические проблемы, «не сочетались, однако, со снижением её способности к действиям как актора регионального и международного уровня... наоборот, вмешательство в Сирию продемонстрировало, что Кремль не допускает, чтобы были нарушены его экстерриториальные интересы» [44].

В коллективной монографии «Ирак, Сирия и Халифат. Новый Ближний Восток?», изданной в 2015 году, указывается, что для России Сирия была важна как давний партнер, предоставляющий свой порт Тартус для базирования российского флота в Средиземноморье. Несмотря на международное давление, Москва продолжала сотрудничество с Дамаском, в том числе поставляя сирийскому правительству оружие, и выступая против попыток Вашингтона сместить Б. Асада [45]. Россия к 2016 году рассматривалась как доминирующая сила в сирийской войне, чья поддержка обеспечивает хорошие перспективы правительству Асада. Сама Москва получает важный для нее выход к Средиземноморью [46]. Вмешательство в Сирию М. Каубет еще в 2014 году определял как внешнеполитический успех РФ, особенно яркий на фоне ослабления американских позиций в регионе: «В то время как Владимир Путин, российский президент, видится на международном уровне сильным человеком, Барак Обама, президент США, продемонстрировал признаки слабости в последние годы, такие, например, как в случае гражданской войны в Сирии, или, более недавно, в борьбе с Исламским государством» [32].

Российские успехи в Сирии произвели такое впечатление на аргентинских экспертов, что, когда в марте 2017 года в СМИ Израиля и стран Запада появились сообщения о готовящемся вводе российских войск в Ливию, где они якобы уже размещены на границе с Египтом, эта (оказавшаяся ложной) информация стала немедленно обсуждаться. Н.С. Раббиа, в частности, рассматривала вмешательство как возможное, исходя из того, что известно о быстром развертывании российских войск в Крыму, о их роли в Сирии, а также о сотрудничестве России с ливийскими силами под командованием Х. Хафтара и с правительством Египта. Целями вмешательства в Ливию, по её мнению, будут, как и в Сирии, борьба с исламизмом и создание военных баз в Средиземноморье. Такой сценарий, по её мнению, будет означать приближение к повторению холодной войны [47].

Заметное число статей о деятельности России на Ближнем Востоке опубликовал П. Ботта, глава Департамента «Евразия» ИРИ. Россия, по его убеждению, – центральный актор конфликта в Сирии, причем не только за счет военного вмешательства. Россия инициировала соответствующие её интересам переговорные процессы в Сочи и Астане, в результате которых обесценились переговоры в Женеве, которые были организованы западными странами [48]. Россия смогла занять, как указывает П. Ботта, привилегированную позицию посредника между Ираном и Израилем. Это отвечало её стремлению стать арбитром международного присутствия в Сирии, где сама она уже имеет военно-морские и военно-воздушные базы, где находится её военный контингент и куда она поставляет оружие. Израиль был вынужден смириться с наличием российских военных в Сирии и обязался информировать Москву по «горячей линии» о своих атаках [49]. Стратегия России состоит в том, что, сблизившись с враждующими сторонами, она может использовать свой нейтралитет для выгодного сотрудничества с каждой. При этом каждая сторона будет стараться поддерживать отношения с Москвой, чтобы не дать преимущества своим противникам. Так было с Арменией и Азербайджаном, а теперь с Ираном и Израилем и, может быть, в будущем будет с Ливаном и Израилем [50].

Политика России в Сирии есть часть её общей политики в Средиземноморье, пишет П. Ботта [50]. Российское военно-морское присутствие в регионе пока не столь существенно, как военно-воздушное. Увеличивающееся количество российских кораблей в Средиземноморье не просто следствие Сирийской войны, но часть стратегии по наращиванию военно-морского присутствия. В 2018 году шли переговоры с Ливаном о расширении военного сотрудничества, в том числе возможности для российских военных судов останавливаться в ливанских портах. Особенно примечательно, что помимо сирийской базы, заключено соглашение о базировании ВВС с Египтом. Оно дает российским ВВС доступ к стратегической зоне Красного моря и Суэцкого канала, Ливии и Судану [50]. В Ливии российское влияние в основном распространяется через возглавляющего ЛНА фельдмаршала Х. Хафтара, но при этом Москва поддерживает диалог и с другими сторонами ливийской гражданской войны, стремясь вернуть утраченные с падением М. Каддафи позиции. Увеличенное российское присутствие в Средиземноморье начинает напоминать о временах противостояния СССР и США в холодной войне, при этом «растущий особый вес России в международных делах приводит к тому, что она действует как полюс притяжения», тем более, что другие международные акторы не готовы глубоко вмешиваться в регион [50]. Успехи РФ в восточном Средиземноморье основываются не только на прямой проекции силы, но и на продажах оружия, особенно систем ПВО, в которых она имеет конкурентное преимущество. Кампания в Сирии позволила продемонстрировать в боевых условиях новые технологии, которые не только обогатили арсенал Москвы, но теперь частично выставлены на продажу [50].

И. Руллански практически во всем согласен с П. Боттой, отмечая, что «в настоящее время Россия стала мировой державой со значительным военным присутствием в Сирии...» [51]. РФ смогла опробовать в сирийской кампании эффективность своих вооружений и технологий, как проданных сирийской армии, так и используемых её собственными силами. Аргентинский автор считает, что для РФ важен не только стратегический фактор доступа к Средиземноморью, «неоспоримо, центральный в российских планах для этого региона, но также, и особенно, дать своей армии возможность получить реальный опыт в вооруженных столкновениях...» [51]. C 2016 года Российская помощь способствовала восстановлению единства Сирии. Кремлю удалось при этом сохранить важные для него отношения с Израилем. Иран, в то же время, зависит от России в ядерном и экономическом вопросах. Россия сегодня – посредник между Ираном и Израилем. В. В. Путин так хорошо разбирается в сложных взаимоотношениях множества акторов сирийского конфликта, и его политика столь гибкая, что он, «оказывая военную поддержку одной стороне, способен договариваться с противостоящими ей, вещь, которая для Соединенных Штатов сегодня немыслима» [51]. На успешные контакты РФ и Израиля, даже в связи со сбитым по вине последнего в сентябре 2018 года российского самолетом, указывают и П. Ботта с А. Вернером. Они также считают, что и этот инцидент показал, что роль США в сирийском конфликте снизилась [52].

По мнению П. Ботта, Россия стала главным дипломатическим посредником в ближневосточном регионе [53]. Помимо посредничества России между Ираном и Израилем, аргентинские политологи отметили и аналогичное посредничество Москвы в армяно-азербайджанском конфликте по поводу Нагорного Карабаха. Россия показала прочность своего влияния на регион в этом вопросе, она и переговорам способствует, и оружие поставляет обеим сторонам [54]. Как пишет С. ду Росариу, регион Кавказа и Центральной Азии «рассматривается Россией как естественная зона, в которой она может осуществлять свое влияние» [55]. Армения – член ОДКБ, на её территории находятся российские базы, она покупает российское оружие. Но, в то же время, Россия поставляет оружие и Азербайджану. Россия заинтересована в отдалении Армении от Европы для включения её в свой проект евроазиатской интеграции. По мнению С. ду Росариу, Россия, выступая одновременно посредником в разрешении конфликта и, в то же время, поставщиком вооружений, желает таким образом удерживать ситуацию в состоянии баланса, чтобы обе страны зависели от неё [55]. Кремль руководствуется в конфликте прагматическими соображениями, считает другой эксперт, Н. М. Алессо. Москва готова содействовать урегулированию конфликта, «однако всё это не влияет на её интересы, а именно: контракты на углеводороды с Азербайджаном, продажа вооружений обоим странам и военная поддержка Армении» [56]. Важность Азербайджана для Москвы аргентинские политологи связывают и с российско-иранским сотрудничеством, которое является, по их мнению, важнейшим изменением в евразийской геополитике за последние годы [53].

Активность России в данном регионе часто объясняется его геополитической значимостью. Так, согласно П. Ботта, Каспийское море – ключевой узел геополитики, в связи с его близостью к Ближнему Востоку, а для России важность Каспийского моря связана с её новой геополитической позицией после конфликта на Украине, так как есть потенциальная связь между ним и Черным морем [57]. Позже, в связи с событиями 2019 года, П. Ботта отметил, что и Черное море крайне важно для Москвы как ключ к Средиземному морю, присутствие на котором продолжает возрастать. Военная сила необходима для поддержки политических позиций в сегодняшнем мире – это, по его мнению, должно быть уроком Аргентине [58].

После 2016 года аргентинскими исследователями был написан ряд работ по российская внешней политике в целом и, особенно, о её глобальном противостоянии с США. Как настаивал П. Ботта, нарастающая напряженность в отношениях РФ с США и ЕС требует от ученых Аргентины «глубокого изучения, основанного на наших собственных интересах, а не на упрощенных стереотипах, созданных на основе других точек зрения» [59]. Аргентине в целом нужны «исследования, созданные в нашей стране, аргентинскими учеными, исходя из нашей перспективы» [59].

Согласно М. Монтесу, российско-американские отношения являются постоянно колеблющимися (oscilante) [60]. Для их анализа он использует конструктивистский подход, рассматривая идентичности сторон. Претензии США на сверхдержавность требуют от России определиться со своим отношением к однополярному миру. Сильнейшие различия существуют между РФ и США в их историческом пути, и в их базовых ценностях. Основной повод для конфликта – это экспансия НАТО. Есть и общие интересы – борьба с терроризмом, вызвавшая сближение после 11 сентября. Однако потом начались новые опасения в связи с войной в Ираке и «цветными революциями». Напряженность усилилась после того, как Москва предотвратила попытку Грузии силой вернуть Южную Осетию. Окончательное усугубление противостояния развилось после событий 2014 года. «В то время как США выступают за поддержание своего превосходства, Россия ставит его под сомнение и заявляет о необходимости многополярного мирового порядка, поддерживаемого «балансом сил» в духе реализма» [60]. Россию ошибочно полагать подобием СССР, как это делают на Западе. Политика при Путине и Медведеве была многовекторной, без предпочтений для каких-то групп стран. Автор считает, что «Российское государство, с одной стороны, принимает правила игры глобализации (las reglas de juego de la globalizacion) но, в то же время, старается сохранить или увеличить свою геополитическую роль в регионе, который исторически занимает с царских времен» [60].

В другой статье, рассматривая сирийское измерение росийско-американского противостояния, М. Монтес пишет, что российское участие в Сирийском конфликте вызвало разговоры о новой холодной войне, однако это не совсем верно. Как ему кажется, сегодня нет таких факторов как идеологическое соперничество и гонка ядерных вооружений [61]. Россия предупреждала запад о последствиях сирийского конфликта: распространении терроризма, потоках беженцев и т.п. Мотивация России на вход в Сирию была не империалистической, а оборонительной: защита базы в Тартусе (как ранее баз в Крыму), а также стремление противодействовать попыткам изолировать Россию. Это была возможность для вмешательства с минимальными потерями, типичная для лидера-тактика [61]. Два других фактора, определивших вмешательство – это борьба с террористами и лояльность к Б. Асаду. Крайне интересна, как нам кажется, следующая характеристика, данная в связи с этим М. Монтесом: «Российская внешняя политика прагматична, но в то же время имеет элемент благородства (honorability), нечто странное в постмодернистском мире. В отличие от других великих держав, которые прекращают поддерживать определенных диктаторов, как только дела начинают идти плохо ... Россия держится за своих союзников до конца, если необходимо» [61]. Россия хочет продолжать сотрудничество с США в борьбе с терроризмом. «Стремление России – быть признанной как великая держава, которая должна быть услышана в дебатах о будущем Ближнего востока и стабилизировать его...» [61].

Недавно, в мае 2019 года, М. Монтес опубликовал ещё одну статью по этой теме - «Россия Путина в переходном периоде мирового порядка». Он начал с констатации того, что российскую внешнюю политику сейчас принято рассматривать с позиций неолиберального идеализма, как «агрессивную» и отклоняющуюся от нормального поведения государств. Этот взгляд соотносится с движением мира к возможной «Новой холодной войне», однако сам М. Монтес предлагает иную трактовку ситуации [62]. Мир меняется, поскольку влияние США слабеет, и незападные державы (не только Россия, но также и КНР, и Турция) желают принять участие в установлении новых правил игры и обеспечить свои жизненные интересы. Таким образом, конфликт России с Западом – не беспричинное нарушение ей международного порядка, но следствие противоречия между порядками старого американоцентричного мира и новой, переходной реальностью. Более того, Вашингтон долгое время, в нарушение данных при завершении холодной войны обещаний, обращался с Россией как с побежденной державой, вторгаясь в её сферу интересов, игнорируя её мнение, не признавая равной себе. «Так что неудивительно, что Россия не замедлила стать главным пересмотрщиком (revisionista) вашингтонского порядка» - замечает М. Монтес в конце статьи [62].

Коллега М. Монтеса по КАРИ, Л. Фрисани, ищет корни современного конфликта в исторической напряженности между Россией и Западом по поводу стратегических территорий в Восточной Европе и особенно вокруг Черного моря. Он последовательно рассматривает борьбу великих держав в XIX веке, Первую мировую, Вторую мировую и холодную войны. Он отмечает постоянные попытки изоляции России в эти периоды [63]. При Ельцине РФ была слаба и с ней обращались как с проигравшей холодную войну. При Путине началось укрепление лидерства в регионе, была созданы ШОС и ОДКБ как противовес НАТО, развивалась евразийская экономическая интеграция. Экспансия влияния США в ближнем зарубежье воспринималась как угроза, и этим была мотивирована война с Грузией 2008 года, для защиты непризнанных республик. Украинский кризис 2014 года усилил противостояние и вновь подчеркнул геополитическую значимость Крыма. Геополитикой объясняется и поддержка Россией сирийского правительства, так как «дружественная Сирия обеспечивает безопасность южного фланга России» [63]. Кроме того, Сирия является ключом для доступа к Средиземноморью. Л. Фрисани считает, что современная напряженность – не новая холодная война, но часть «перманентного конфликта» в данном регионе [63].

Сравнение возросшей внешнеполитической активности России и Турции в Латинской Америке предпринял А. Гонсалес Левагги. Он классифицирует РФ как великую восходящую державу, которая хочет усилить свою роль в международных отношениях, в том числе распространить свое влияние в регионах, где доминируют другие державы, в частности в Латинской Америке [64]. В его работе интересна методологическая тщательность, в частности, он уделяет внимание всем подходам к восходящим державам: реализму, либерализму и конструктивизму, которые он сопоставляет в специальной таблице. По мнению А. Гонсалеса Левагги, «в современном международном контексте Россия представляется ревизионистской державой, сосредоточенной на возвращении своего влияния на пространстве близлежащего региона. С прагматичным и уверенным в себе взглядом на роль России как среди своих соседей, так и в глобальном плане, российская внешняя политика в путинскую эпоху сделала усилия по восстановлению своих старых сфер влияния, приоритизируя региональное окружение. Конфликт в Грузии (2014), присоединение Крыма (2014) и гражданская война на Востоке Украины (с 2014 и далее) – свидетельства применения «жесткой силы» Россией в самом близком ей регионе, где интересы энергетики и национальной безопасности наиболее релевантны» [64]. Он отмечает, что с середины 90-х российские политики и исследователи стали выступать за восстановление отношений с третьим миром, но деидеологизированных и с акцентом на экономике. Фундаментальную роль в этом сыграл министр иностранных дел Е. М. Примаков, организовавший двусторонние контакты с Мексикой, Аргентиной, Бразилией, Колумбией и Коста-Рикой, и определивший Латинскую Америку как основного союзника России в создании многополярного мира [64]. А. Гонсалес Левагги, подводя итоги, указывает, что «российское правительство выдвинуло прагматическую программу с тройной целью – иметь более сильное геополитическое присутствие в регионе, улучшить свою экономическую взаимозависимость и получить признание латиноамериканских партнеров в качестве глобальной державы» [64]. Латинская Америка находится для РФ на втором плане с точки зрения её приоритетов как восходящей великой державы (gran potencia emergente), «однако она определяет регион как фундаментальное пространство для достижения глобального распространения своих стратегических, политических и экономических интересов» [64].

Рассматривая такой аспект российской внешней политики, как участие в БРИКС, М. Белен Серра отмечает, что оно стало мостом для полноценного возвращения России на глобальную сцену, как поборника (paladín) демократизации мировых площадок принятия решений [65]. Для администраций В. В. Путина и Д. А. Медведева характерен прагматизм, и приверженность России проекту БРИКС является свидетельством её намерения завоевать снова те позиции мирового господства, которыми она владела ранее, через трансформацию системы международных отношений. К этому особенно подталкивает ситуация противостояния с Западом, нужны пути предотвращения изоляции, развития «новых схем альянсов» [65]. Три фундаментальных интереса России, которые реализуются через участие в БРИКС: взаимодействие с важнейшими восходящими державами по поводу демократизации мирового порядка, международная безопасность и развитие евразийской торговли. Ключевой партнер России в БРИКС – КНР, союз с которой «позволил правительству в Москве обеспечить заметную стабильность на постсоветском пространстве, укрепив свое естественное лидерство в регионе и удалив западные интересы (в основном интересы США в вопросах безопасности и Европейского союза в торгово-экономических отношениях) из столь чувствительной для российских национальных интересов геополитической области» [65].

Картина российской внешней политики с точки зрения исследователей из Аргентины

Подводя итоги проведенного анализа, мы можем создать, наконец, единую картину российской внешней политики в работах аргентинских исследователей. От распада СССР до конца эпохи Ельцина внешняя политика России носила в целом прозападный характер, хотя во второй половине 1990-х годов она начинает становится немного самостоятельнее. Однако в начале 2000-х аргентинские исследователи ещё были скептически настроены по отношению к перспективам восстановления Россией своей значимости в мировой политике. После прихода к власти В. В. Путина внешнеполитический курс РФ начинает претерпевать все более заметные изменения. Произошла заметная активизация и автономизация международной деятельности. Хотя предшествовавший курс на сотрудничество с Западом сохранялся, и даже на время углубился после терактов 11 сентября, охлаждение отношений постепенно становилось очевидным. Большинство аргентинских политологов называет одну и ту же причину этого - деятельность Запада воспринималась как угроза национальной безопасности РФ. Прежде всего, угрозой было расширение НАТО, причем ряд авторов прямо называет его предательством. Сыграли свою роль и общее возрастание влияния США вблизи российских границ; размещение возле них систем ПРО; атаки на исторических союзников Москвы; цветные революции. Результатом отдаления от Запада стало сближение с КНР, Индией, Ираном, причем Москва противодействовала санкциям против последнего. В этот период в качестве главного средства российского влияния на международной арене некоторые авторы видят контроль энергоресурсов, но потом их упоминания почти исчезают, уступая место традиционной «жесткой» силе и дипломатическому воздействию.

В качестве главных направлений в российской внешней политике эпохи лидерства В. В. Путина исследователи из Аргентины выделяют, во-первых, стремление восстановить свое влияние на постсоветском пространстве и на Ближнем Востоке. Во-вторых, Россия желает ограничить доминирование США в международных институтах, демократизировать их и предотвратить построение однополярного мира Вашингтоном. В-третьих, Москва стремится иметь глобальное присутствие и получить признание у других стран, в том числе латиноамериканских.

Ключевыми точками развития внешней политики России стали: недвусмысленная критика деятельности США и их проекта однополярного мира в «Мюнхенской речи», августовская война с Грузией, присоединение Крыма и вмешательство в сирийский конфликт. Война 2008 года была развязана Грузией, и Москва должна была вмешаться, чтобы прекратить геноцид в Осетии. Однако это стало для Кремля и возможностью «преподать урок» Грузии и Украине. По мнению исследователей из Аргентины, защита населения, особенно русскоязычного, является частым мотивом действий России. Причинами присоединения Крыма стало желание его населения быть с Россией, а также его историческое и геополитическое значение. Возвращение Крыма в состав России вызывает у аргентинских ученых мысли о сохраняющейся проблеме Мальвинских островов.

Причинами вступления Москвы в сирийскую войну было то, что Сирия важна для России как союзник, а также необходимость защитить свою единственную базу в Тартусе и обеспечить безопасность своего приграничного региона от распространения терроризма. Россия стала доминирующей силой в Сирии за счет не только военного, но и дипломатического влияния, в котором превзошла Запад и продемонстрировала слабость США. Российскими вооруженными силами был получен ценный опыт и было испытано новое оружие. Многие аргентинские исследователи указывают на геостратегический аспект российского участия. Война в Сирии дала Москве выход к Средиземному морю, что надо рассматривать в совокупности с её влиянием в Ливии и Египте как стремление к активному присутствию во всем средиземноморском регионе. Ключом к нему является Черное море, поэтому оно занимает важное место в российской внешней политике, как и Каспийское море.

Россия может быть однозначно определена как великая держава. При этом деятельность России носит оборонительной, а не наступательный характер, и хотя она направлена на восстановление утраченного влияния, в ней нет проявлений империализма. Москва желает снова быть значимым актором, быть услышанной, как подобает великой державе. Запад противодействует этому, но противостояние с ним не является само по себе целью Путина. Большинство исследователей не считает, что происходящее можно назвать повторением холодной войны, но среди них нет согласия, стремится ли Москва создать свой собственный блок держав, или нет. В качестве основы для такого блока называют БРИКС, а также ШОС. В обеих организациях очень важно сотрудничество РФ с КНР, однако Москва опасается роста влияния Пекина в её ближнем зарубежье. Глобальный характер российской внешней политики проявляется через влияние в Латинской Америке, где она бросает вызов США, сотрудничая с Венесуэлой.

Аргентинские ученые определяют Россию как страну-защитника вестфальской суверенности, которая оберегает международное право. Она твердо защищает своего союзника, несмотря на давление. В постоянной лояльности союзникам, проявляется уникальное качество российской внешней политики, определённое как «благородство» (honorability). Россия стала главным пересмотрщиком Вашингтонского миропорядка. Москва умеет вести дипломатическую игру, занимать выгодное место посредника между Израилем и Ираном, или Арменией и Азербайджаном. Российская внешняя политика имеет многовекторный характер и антироссийские санкции Запада оказались неэффективными, что является успехом В. В. Путина.

Роль лидера очень важна в российской внешней политике. Неоднократно отмечается прагматичность (в значении «практичность») внешнеполитического курса в эпоху В. В. Путина, указывается, что он опытный лидер-тактик. По мнению ряда исследователей, он смотрит на мировую политику в духе парадигмы реализма, что, заметим мы, интересным образом соотносится с теоретико-методологической основой проанализированных нами работ, которая, несомненно связана именно с парадигмами классического реализма и неореализма. На это указывают не только сами исследователи, например, М. Монтес, но, прежде всего, используемый ими концептуальный аппарат – постоянно употребляются понятия «держава», «гегемония», «интерес», «угроза», «сфера влияния» и т. д. Мир предстает как арена борьбы между великими державами за реализацию своих интересов и передел зон влияния. Активно используются геополитические и геоэкономические объяснения причин действий. В то же время обсуждение роли международных институтов и неправительственных организаций, столь важных для либерально-идеалистической парадигмы, минимально. Даже когда они упоминаются, то речь идет об использовании их державами, а не о наоборот. Есть лишь одна работа, где дается анализ с точки зрения либеральной парадигмы, и при этом там он совмещен с анализом реалистическим и конструктивистским.

Также в работах применяется конструктивистская парадигма, которая дополняет реалистический анализ действий государств разбором их скрытых мотивов и представлений друг о друге. Кроме того, некоторые ученые, например, Л. Павес Росалес, используют и мир-системный подход. Однако доминирование реалистической парадигмы в аргентинских трактовках российской внешней политики является однозначным.

Отметим также, что отдельные аргентинские эксперты считают, что российская внешняя политика является в некоторых аспектах примером для их страны, и что её необходимо исследовать самостоятельно, устраняясь от готовых западных шаблонов.

Завершая проведённую работу, мы можем констатировать, что аргентинские исследователи видят в России одного из важнейших акторов международных отношений, считают её внешнюю политику оправданной и в целом успешной. Поставленная нами цель создания картины представлений о российской внешней политике в науке Аргентины реализована. Разумеется, масштабы нашей статьи не позволили провести подлинно всеобъемлющий анализ материала, который должен был бы включать все статьи и монографии, опубликованные за пределами трех избранных центров, публикации аргентинцев в журналах иных стран, защищенные магистерские и докторские диссертации – сотни источников. Однако мы считаем полученные результаты достаточной основой для проведения дальнейших исследований проблемы, а также в качестве ориентира для аналогичных работ по другим странам. Полученная нами информация может быть использована как для понимания особенностей аргентинской науки, так и для прогнозирования реакций Аргентины на российские действия.

References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
17.
18.
19.
20.
21.
22.
23.
24.
25.
26.
27.
28.
29.
30.
31.
32.
33.
34.
35.
36.
37.
38.
39.
40.
41.
42.
43.
44.
45.
46.
47.
48.
49.
50.
51.
52.
53.
54.
55.
56.
57.
58.
59.
60.
61.
62.
63.
64.
65.
Link to this article

You can simply select and copy link from below text field.


Other our sites:
Official Website of NOTA BENE / Aurora Group s.r.o.