Liberal Project of Liberation of the Serfs in Russia

Arslanov Rafael' Amirovich Doctor of History Professor of the Department of History of Russia at Russian University of Peoples Friendship ars_raf@mail.ru Other publications by this author

Современное российское общество, как и полтора век назад, переживает сложный, пронизанный различного рода противоречиями период своего развития. В этих условиях обращение к проблеме теоретического поиска либералами путей перехода от авторитарно-патриархальных к свободно-рыночным отношениям представляется назревшей научной задачей.

Актуальность темы заключается в том, что ее изучение позволит, с одной стороны, лучше представить становление либерализма в России, осмыслить его особенности. Именно в процессе обсуждения проектов крестьянской реформы, поиска путей воздействия на власть в целях ее реализации шла консолидация либеральной оппозиции, начиналось ее превращение из духовной в реальную политическую силу. С другой стороны, оценивая деятельность правительства Александра II, российский либерализм не только создавал свою модель преобразования страны, но и формировал отношение к субъекту модернизации – государству. Колебания же правительственного курса подрывали веру у части оппозиции в преобразовательный потенциал власти, приводили к ее дифференциации, становлению радикального и социально ориентированного течения, которое со временем будет делать ставку лишь на насильственную революцию как средство преобразования общества.

Таким образом, исследование темы позволит конкретнее представить взаимодействие власти и либералов в условиях назревшей модернизации страны, увидеть механизмы раскола интеллектуального меньшинства, причины отказа его радикализирующейся части от каких-либо контактов с правящей элитой.

Следует учесть и то, что анализ поставленной проблемы позволит не только лучше увидеть действие модели преобразований, основанной на поддержке власти либеральными элементами общества, но и критически осмыслить возможности ее применения в условиях современной модернизации. Наследие русских либералов эпохи реформ может быть востребовано или критически переработано сегодня, когда перед российским обществом стоит задача строительства правового государства и гражданского общества.

В дореволюционной литературе о К.Д. Кавелине писали не только как об ученом и публицисте, но и как об общественном деятеле эпохи «Великой реформы». Так, крупный либеральный историк А.А. Корнилов отметил ту огромную роль, которую сыграла «Записка об освобождении крестьян» Кавелина в деле подготовки отмены крепостного права. Вместе с тем, в духе кадетского либерализма он критиковал мыслителя за утопизм, умеренность политических требований, за его «… предположение о совместимости самодержавия с гражданской свободой» и преувеличенные надежды на земство _{^{[1, с. 170]}}. О значительном влиянии Кавелина и его «Записки…» на ход подготовки крестьянской реформы говорится также и в фундаментальной работе Г.А. Джаншиева ^{[2, с. 153, 294]}. Достаточно подробно деятельность Кавелина в годы подготовки реформы была освещена в статье либерального историка Л.З. Слонимского ^[3].

Б.И. Сыромятников в сборнике, вышедшем в 50-летнюю годовщину освобождения крестьян, поместил отдельную статью, посвященную Кавелину. В ней русский либерал был представлен как один из наиболее влиятельных «идеологов и вдохновителей крестьянской реформы». Однако, проведя тщательный анализ «Записки…» и высоко оценив ее значение, автор не смог избежать упреков в адрес Кавелина. Например, Сыромятников критиковал одного из наиболее последовательных сторонников освобождения крестьян за конформизм, проявившийся, по его мнению, в готовности идти на любые уступки ради реформы. В итоге, определенную долю вины за недостатки реформы Сыромятников возлагал и на Кавелина, а умеренность требований русского либерала и непоследовательность в достижении поставленных целей объяснял его неверием «в творческие силы народа», а также тем, что все свои надежды на проведение реформы он связывал с деятельностью правительства ^{[4, с. 173, 183, 194]}.

Для советской историографии главной задачей становится обоснование крестьянской реформы как побочного результата классовой борьбы, разоблачение антинародной сущности либералов, их склонности к соглашательству с царизмом. Во многом такой подход был обусловлен методологической установкой, заданной В.И. Лениным, разработавшим концепцию первой революционной ситуации. Отвергая традиционный взгляд дореволюционных историков на расстановку сил накануне реформ 1860-х гг., он доказывал, что борьба крепостников и либералов никогда не имела первостепенного значения. По его мнению, противостояние тех и других было лишь борьбой «внутри господствующего класса, большей частью внутри помещиков, ... исключительно из-за меры и формы уступок» при незыблемости «собственности и власти помещиков»^{[5, т. 20. с. 174]}. Кроме того, Ленин пытался дискредитировать либералов эпохи реформ, представить их защитниками интересов буржуазной части помещиков, охранителями самодержавного строя. Так, Кавелина он называл «…образчиком профессорско-лакейского глубокомыслия»^{[5, т. 5. с. 33]}. Критические высказывания Ленина стали роковыми для «судьбы» либералов в советской исторической науке, которая вынуждена была относить их к более опасным, чем сторонники самодержавия, врагам народа, пытавшимся увлечь общество «либеральными химерами» и тем самым увести Россию с революционного пути развития. От такого подхода пострадал и Кавелин, само имя которого определенное время просто замалчивалось.

Лишь с конца 1950-х гг. либерализм становится предметом научных исследований, а в историографии появляются работы, содержащие и объективные оценки деятельности и взглядов либералов накануне реформы. Так, в трудах В.Н. Розенталь были выявлены связи либеральной общественности и либерального чиновничества, установлена их роль в подготовке освобождения крестьян. Естественно, что ленинские положения о классовой природе русского либерализма, его стремлении к сделке с царизмом определяли итоговые выводы исследователя. Но Розенталь показала и огромную позитивную роль либерального движения в целом, а Кавелина, в частности, в деле подготовки крестьянской реформы. Одной из первых она обосновала огромную роль Кавелина в жизни оппозиции, вызванную тем, что он стал своеобразным центром, объединявшим все либеральное движение. Заслугу Кавелина она увидела и в том, что мыслитель выступил инициатором издания серии рукописных статей, и пошел тем самым на нарушение принципа легальности, так чтимого всеми либералами. С помощью пробуждаемой таким образом общественной активности либеральный публицист, по мнению исследователя, попытался «… оказать давление на колеблющееся правительство и побудить его к быстрейшему проведению необходимых реформ»^{[6, с. 390]}. В трактовке автора Кавелин предстает лидером «либеральной партии», но его активность, правда, объяснялась тем, что в предреформенные годы он «… не видел еще политической опасности в деятельности русских революционных демократов, … был склонен смягчать противоречия, возникавшие в отношениях с ними…»^{[6, с. 395]}.

Большое значение в деле изучения либерализма получила работа Ш. М. Левина, в которой автор, повторив классические для советской исторической науки утверждения о половинчатости программы либералов, их страхе перед народным и революционным движением, все же доказывал, опираясь на документы, их оппозиционность, утверждал, что осуществление программы либералов вызывало сопротивление не только крепостников, но и правительства ^{[7, с. 57–64]}.

В 1970-х гг. появились работы, в которых не только явственно проступала тенденция, направленная на преодоление сложившихся стереотипов, но и подготавливающие условия для непредвзятого исследования истории либерализма вообще и личности Кавелина в частности. К примеру, В.А. Китаев, в получившей известность монографии «От фронды к охранительству», ставшей практически первым специальным исследованием русского западничества, довольно подробно показал эволюцию либеральной мысли, а также сложные взаимоотношения представителей ее различных направлений. Оставаясь в рамках марксистской парадигмы, что проявилось в самом названии работы, призванном показать основное направление развития либерализма – от оппозиции к поддержке самодержавия, автор вместе с тем подчеркивал преобладание в нем во второй половине 50-х гг. ХIХ в. прогрессивных, антикрепостнических тенденций. Китаев не ограничился типичными для советской историографии критическими оценками идеологии российского либерализма, выявлением ее классовой сущности, сравнениями с «правильными» революционными взглядами А.И. Герцена и Н.Г. Чернышевского, а с позиций историзма стремился показать ее обусловленность как самой эпохой, так и теоретическими воззрениями либеральных мыслителей. Кавелинскую «Записку об освобождении крестьян» он назвал «… первым по времени и наиболее прогрессивным … проектом среди предложенных дворянской мыслью в середине 50-х годов ХIХ в.»^{[8, с. 169]}.

В конце 1970-х — начале 80-х гг. советская историография либерализма не только приблизилась к более объективному пониманию его содержания, но и значительно расширила исследовательскую проблематику. Так, Л.Г. Захарова по-новому взглянула на известный кавелинский проект освобождения крестьян. Она подчеркнула теоретический вклад либерала в подготовку крестьянской реформы, высоко оценив его в качестве наивысшего достижения либеральной общественной мысли той эпохи в решении земельного вопроса ^{[9, с. 32–35]}.

Российская историческая наука в последнее время обогатилась новыми, свободными от устаревших схем подходами к истории российского либерализма вообще ^[24], и его дореформенного периода в частности ^[25]. Так, одна из основных предпосылок Великих реформ теперь видится не в классовой борьбе, а в наличие кадров, людей, готовых взять на себя грандиозный труд по преобразованию России. Именно этот слой «либеральной» или «просвещенной» бюрократии в современной литературе воспринимается той силой, которая подготовила и осуществила крестьянскую реформу ^[10].

В целом в отечественной историографии освещались различные аспекты участия Кавелина в подготовке реформы. Вместе с тем до сих пор нет обобщающей и переосмысливающей с современных позиций работы, раскрывающей как его участие в деле освобождения крестьян, так и содержание его проекта либеральной модернизации страны.

Вторая половина 50-х - начало 60-х гг. ХIХ в. стали одним из самых напряженных и насыщенных общественной и творческой активностью периодов в жизни и деятельности Кавелина, впрочем, как и многих других представителей его поколения, принявшихся в это время за практическое воплощение своих вольнолюбивых идей.

Поражение России в Крымской войне, с одной стороны, всколыхнуло патриотические чувства, а с другой - вскрыло всю пагубность и опасность сохранения крепостнических отношений, трагическую для судеб страны несостоятельность николаевской системы, ставшей тормозом на пути ее развития. Постепенное осознание правящей элитой глубины кризиса, а также начавшееся формирование независимого общественного мнения, ускоренное внезапной смертью Николая I, создавали своеобразную духовную атмосферу надежд и ожиданий, которую современники охарактеризовали как «оттепель».

В начале 1856 г. в письме к историку С.М. Соловьеву Кавелин отмечал положительные сдвиги в обществе, вызванные некоторыми шагами правительства и ожиданием дальнейших решительных действий с его стороны. «Теперь вопрос об освобождении крепостных во всех устах, - писал он, - об нем говорят громко, об нем думают даже те, при которых прежде нельзя было намекнуть на погрешительность крепостного права, не произведя в них корчь и нервических припадков. ... Нас гонит вперед сама судьба, сжалившаяся, наконец, над несчастиями благородного народа, страданиями купившего право на лучшую долю...»^{[11, с. 119]}.

Не ограничиваясь отвлеченными рассуждениями и созерцательным сопереживанием народу, Кавелин пытался реальными делами приблизить его освобождение. Первым таким шагом становится создание «антикрепостнической партии», которая сложилась из представителей столичной интеллигенции и бюрократии. В кружок, организованный Кавелиным, входили такие видные бюрократы, а в будущем активные участники подготовки и осуществления крестьянской реформы, как братья Н.А и Д.А. Милютины, К.К. Грот, А.П. Заблоцкий-Десятовский, И.П. Арапетов и В.А. Арцимович. Примыкали к кружку В.П. Безобразов, Н.Д. Бунге, Ю.Ф. Самарин и другие видные деятели петербургской интеллигенции и чиновничества. Их объединяли озабоченность судьбами России, осознание несовершенства существующих в ней порядков и, особенно, активное неприятие крепостничества, что дало основание современникам назвать кавелинский кружок «партией петербургского прогресса» ^{[12, с. 7]}. Сам Кавелин посещал салон великой княгини Елены Павловны, пользовавшийся покровительством либерально настроенного брата царя, великого князя Константина Николаевича.

Столичные либералы поддерживали тесные отношения с интеллигенцией Москвы и провинции, о чем свидетельствует их обширная переписка с крупными учеными Н.В. Калачовым, С.М. Соловьевым, Т.Н. Грановским, М.П. Погодиным, А.Н. Афанасьевым, Д.И. Каченовским и др. Активизировали свою деятельность и такие общественные организации как Русское географическое и Вольное экономическое общества, ставшие центрами сосредоточения передовых интеллектуальных сил России.

Значение деятельности как кружка Кавелина, так и научных обществ заключалось скорее не в практических результатах, хотя и РГО и ВЭО внесли большой вклад в изучение крестьянского хозяйства дореформенной России, сколько в формировании общественного мнения, во внедрении в общественное сознание нравственного императива, осуждающего крепостничество. Кроме того, в их рамках шло формирование кадров будущих реформаторов. В итоге эти организации совершали на первый взгляд незаметную, но крайне важную духовную и организационную работу по подготовке ликвидации крепостничества.

Ради продвижения дела реформы русские либералы, переступив через рамки легальности, установили связи с А.И. Герценом в надежде использовать его лондонскую типографию как для пропаганды идеи отмены крепостничества и консолидации сил сторонников реформ, так и в целях прямого воздействия на правительство. В результате начавшейся переписки Кавелин и Герцен, которые к этому времени стали духовными руководителями либерального и демократического общественных течений, сумели договориться о координации своих пропагандистских усилий. С 1856 г. «Вольная русская типография» Герцена стала издавать непериодические сборники «Голоса из России», которые начали проникать в страну и, разоблачая существующие порядки, произвол помещиков и бюрократии, подталкивать правительство к реформам.

Однако с самого начала сотрудничества Кавелин дистанцировался от некоторых взглядов, проповедуемых в то время редактором «Колокола». Уже в первом выпуске «Голосов...» было опубликовано в качестве предисловия «Письмо к издателю», написанное Кавелиным совместно с Б.Н. Чичериным, в котором авторы отмежевались от революционных целей и провели четкую границу между либеральными и формирующимися в то же время радикальными силами ^{[13, с. 10-11]}. Да и сам Герцен не отрицал существующих разногласий, подчеркнув в предисловии к «Письму…», что его задача заключалась лишь в том, чтобы печатать «наших европеистов и наших панславистов, умеренных и неумеренных, осторожных и неосторожных» и тем самым стимулировать их усилия к переменам, не отвечая «за мнения, изложенные не нами, но сходные в цели»^{[13, с.6-7]}.

Само «Письмо к издателю» состояло из двух частей, при этом первая его половина - до 20 страницы, написанная рукой Кавелина, отличалась, по мнению соавтора, большей терпимостью и «мягкостью тона» по отношению к Герцену ^{[14,с. 121]}. Вторая же часть (с.21-36), принадлежавшая Чичерину, содержала резкую критику, направленную против революционных и социалистических идей, распространяемых в заграничных изданиях Герцена. В письме, ставшим своеобразным манифестом оппозиционных сил, Кавелин определил основные задачи русской либеральной интеллигенции, оказавшейся на крутом повороте истории в крайне затруднительном положении. «Задыхаясь под мучительным гнетом, русская мысль ищет себе хоть какого-нибудь исхода, - писал он. - Поставленная между бессмысленною, скажу даже преступною, бюрократией и невежественною массой, она не имеет, сама по себе, никакого политического значения, никакой материальной опоры, которая бы стала ее поддерживать и защищать против насилия»^{[13, с.17]}. Таким образом, именно отсутствие социальной опоры, вызванное отсталостью страны и социокультурным расколом, определяло, согласно логике Кавелина, основные методы действия либералов: мирную пропаганду и просвещение народа и власти.

При этом Кавелин пытался убедить власть в том, что либералы не только не посягают на основы государственного строя, но готовы к сотрудничеству в целях его укрепления и совершенствования. Подчеркивая свою приверженность самодержавной монархии, авторы письма вместе с тем предложили ряд мер, необходимых для ее мирного обновления. Так, освободить крестьян «без потрясения всего общественного организма» было возможно, по их мнению, при условии «введения свободы совести в государстве, отмены или по крайней мере ослаблении цензуры». В итоге они заявляли, что «готовы столпиться около всякого сколько-нибудь либерального правительства и поддерживать его, ибо твердо убеждены, что только через правительство у нас можно действовать и достигнуть каких-нибудь результатов»^{[13, с.21,38]}. Таким образом, в исторических условиях России середины ХIХ в. либералы лишь в самодержавии видели силу, способную осуществить освобождение крестьян. Свобода слова же им была нужна для противостояния «алчной, развратной и невежественной бюрократии», стоявшей, как они полагали, между царем и Россией, мешая ему увидеть не только настроения общества, но и истинное положение дел в стране.

Вместе с тем публикацией в заграничном издании своих работ русские либералы надеялись обратить на себя внимание, показать, что в России появилась сила, на которую власть может опереться как в деле проведения реформ, так и в целях противостояния революционной пропаганде. И не случайно, что под эти письмом была поставлена многозначительная подпись - «Русский либерал», символизирующая появление на общественной сцене страны новой идейно-политической силы. К тому же при всей декларируемой лояльности по отношению к власти эта сила не могла не быть оппозиционной, ибо призывала к свободомыслию, а главное, - посягала на монопольное право правительства на политическую деятельность, на разработку стратегического курса развития страны. В итоге, благодаря распространению рукописной литературы либеральные идеи стали выходить за тесные рамки кружков и салонов. Пробивающая себе дорогу гласность становилась мощным средством воздействия на правительство, воспитывала в духе либеральных идей общество и тем самым создавала необходимые предпосылки для продвижения к реформам. При этом, учитывая деятельность Кавелина в эти годы, можно особенно отметить его огромную роль в деле превращения либерализма из чисто идейной в общественную силу России.

С целью «просвещения» правительства и ознакомления его с российской действительностью еще при жизни Николая I Кавелин приступил к работе над своей знаменитой «Запиской об освобождении крестьян в России», которая была полностью завершена к марту 1856 г. Выдержки из нее печатались в герценовских «Голосах из России» (1857 г., кн.3) и в апрельском за 1858 г. номере журнала «Современник». Полностью впервые она появилась лишь в 1886 г. в «Русской старине» - №1, 2, 5. Эта «Записка...», ставшая своеобразным манифестом либеральных сил, принесла ее автору заслуженную славу идеолога реформы, еще более укрепила его авторитет среди сторонников «партии прогресса» и выдвинула на стезю открытой общественной и публицистической борьбы. В этом получившем широкое распространение документе Кавелин обосновывал необходимость отмены крепостничества, в котором видел главную причину бедности и отсталости России, источник ее социальных и нравственных бед. Прежде всего, он пытался довести содержание своей «Записки...» до правительства, надеясь тем самым ускорить решение крестьянского вопроса. Для достижения этой цели он использовал все возможные каналы - от изложения своих взглядов в личных беседах, до распространения ее рукописных списков в обществе.

«Записка...» Кавелина нашла определенный отклик в высших сферах. Именно после знакомства с ней великая княгиня Елена Павловна предложила Кавелину разработать положение для крестьян ее полтавского имения Карлово, «с подробным исчислением выкупного платежа за их земельный надел и выработкой способа его уплаты». Современники внимательно следили за работой Кавелина, рассматривая ее как модель «для последующих соглашений подобного рода»^{[15, с. 542]}. В целом же основные идеи «Записки…» и, прежде всего, освобождение крестьян с землей, полученной за выкуп, легли в основу крестьянской реформы.

Однако публикация в апрельском за 1858 г. номере «Современника» выдержек из «Записки...», вызвавшая переполох в верхах и приведшая к появлению распоряжения правительства, запрещающего обсуждать в журналах предложения об освобождении крестьян с землей и за выкуп ^{[16, с. 92]}, отразилась и на личной судьбе Кавелина. Приглашенный в 1857 г. учителем правоведения для цесаревича Николая Александровича, он без объяснения причин, был отправлен в отставку. На самом деле его отстранение от преподавания наследнику было вызвано появлением в печати выдержек из «Записки…», идеи которой в то время не соответствовали правительственным проектам. В начале 1859 г. в письме к Чичерину он сообщал: «В мае меня прогнали от Наследника, как человека в высшей степени опасного, за то, что я осмелился прямо поставить вопрос о выкупе земель в “Современнике”»^{[17, с. 59]}. В качестве компенсации за отставку Кавелину предложили денежное вознаграждение и чин действительного статского советника, от которых он отказался как из этических, так и идейных соображений.

В целом отстранение Кавелина можно расценивать как проявление нерешительности и колебаний правительства, идущего к реформе своего рода зигзагами и старавшегося, с одной стороны, учесть как настроения общества, так и помещиков, а с другой - подготовить их к таким преобразованиям, которые оно намеревалось провести. В результате одного из таких виражей вправо Кавелин и оказался уволен от преподавания наследнику. Однако волнения крестьян в Эстляндии летом 1858 г. показали правительству опасность безземельного освобождения крестьян, вынудили его учесть ключевую идею кавелинского проекта реформы.

Компромиссность Кавелина, его упования на самодержавную власть, как единственную силу, способную осуществить крестьянскую реформу, вызывали непонимание и даже критику со стороны как его некоторых, радикально настроенных современников, так и ряда исследователей, обвинявших его в том, что он встал на путь сближения «с людьми других партий и кружков»^{[18, с. 71-72.]}. Однако в условиях наступившей «оттепели» объединительная эйфория охватила представителей самых различных общественных течений, и, скорее всего, именно их сложившееся, хотя и относительное единство, способствовало проведению реформы. В условиях России середины ХIХ в. так называемый «оппортунизм» Кавелина был исторически оправдан, являясь средством мобилизации и объединения всех реформаторских сил страны.

В годы подготовки крестьянской реформы, а также в результате осмысления первых результатов ее реализации в творчестве Кавелина проявилось стремление разработать такую модель движения России к свободе личности, которая не только бы учитывала, но и опиралась на ее социокультурные и исторические особенности. Именно в этот период теоретической деятельности закладывались основы его проекта либеральной модернизации России, ставшего во многом антитезой бюрократическому реформированию страны. При этом основной вектор теоретических исканий Кавелина проходил от освоения либеральной теории к осмыслению путей ее адаптации к условиям России, а в итоге, - к разработке национальной формы либерализма, синтезирующей основные либеральные идеи с реалиями российского общества.

В условиях ожидания перемен задачи интеллигенции, полагал Кавелин, заключались в том, чтобы, с одной стороны, помочь власти понять новую действительность, а с другой - поддержать ее начинания. При этом он пытался доказать, что реформы отвечают, прежде всего, интересам государства и что лишь единство действий власти и общества может обеспечить успех преобразований. В своей программной «Записке…», Кавелин, с одной стороны, всесторонне обосновывал необходимость отмены крепостничества, а с другой, - разработал основы проекта, предполагавшего реализацию либеральной модели модернизации страны.

Свою «Записку…» Кавелин начал с опровержения аргументов сторонников сохранения крепостнических порядков. Опираясь на основные положения разработанной им теории «государственной школы в исторической науке», он доказывал, что русское государство призвано не только защищать интересы всех сословий, но и заботиться о прогрессе России, немыслимом при сохранении крепостничества – этой основы ее «азиатчины»^{[19, т.2. стлб. 36]}. В целях обоснования необходимости реформы он обратился к истории появления крепостничества, представив свое понимание истоков его становления. При этом Кавелин выдвинул иную, чем получившую распространение в предреформенные годы концепцию так называемого государственного закрепощения и раскрепощения сословий, разработанную Б.Н. Чичериным. Суть же последней заключалась в том, что государство в интересах всей страны и для обеспечения «величия России» вынуждено было все сословия заставить служить, а укрепившись, - «... перестало нуждаться в этом тяжелом служении»^{[20, с. 231]}.

Кавелин, принимая саму идею общенационального характера русского государства, представлял закрепощение иначе, а именно - как процесс, обусловленный взаимодействием целого комплекса факторов. Среди них он указывал на временную слабость государства, оказавшегося неспособным противостоять притязаниям знати, на общую экономическую и культурную отсталость страны, малочисленность населения, «растекавшегося» по обширной территории. Крепостное право, писал он, «... возникло у нас частью вследствие настоятельной государственной потребности дать прочную оседлость сельскому народонаселению, частью исторгнуто у московских царей в бедственное время шаткости нашей государственной власти, когда она вынуждена была льстить и потворствовать знатным, богатым и сильным, забыв настоящее святое свое призвание покровительствовать незнатным, бедным и слабым. Отсутствие всякой идеи о справедливости и праве и бессмысленное варварство выработали из неопределенной зависимости крестьян от землевладельцев, в течение ХVII в. полное личное рабство и в этом виде крепостное помещичье право завещано ХVIII веку». Следует заметить, что, рассматривая проблему зарождения крепостничества, Кавелин выступил не только против чичеринской концепции, но и славянофильской, связывавшей его появление с насильственным характером проведенных Петром I реформ, якобы нарушивших самобытный ход русской истории и закабаливших крестьян в пользу помещиков. По словам Кавелина, «Петр Великий, пересоздавший условия нашей внешней и внутренней жизни, не способствовал развитию крепостного права, как думают многие, но ничего не сделал, чтоб уничтожить или, по крайней мере, преобразовать его» ^{[19, т.2. стлб.23-24]}. Критика Кавелиным концепции государственного происхождения крепостничества была направлена против тех консерваторов, которые стремились доказать, что крепостное право лежало в основании российского государства, и любая попытка его отмены могла привести к потрясению самодержавного строя.

Объясняя происхождение крепостничества культурной и правовой неразвитостью общества, слабостью государства и корыстными побуждениями знати, Кавелин в духе историзма подводил к мысли, что теперь в стране существуют условия для его отмены. Иными словами, он пытался доказать, что развитие общества, мощь государства и сознательность помещиков достигли такого уровня, который позволяет исправить историческое зло и вернуть долг народу.

Вместе с тем, ни о каком ограничении самодержавия и о реализации принципов политического либерализма он даже не помышлял, считая, что только сильное государство в условиях России способно двигать страну по пути прогресса. Именно абсолютная монархия, в построениях Кавелина, являлась инструментом преобразований, постепенно ведущих к гражданскому обществу и правовому государству. Даже в условиях николаевского режима он писал о том, что верит «... в совершенную необходимость абсолютизма для теперешней России», правда, полагая при этом, что «он должен быть прогрессивный и просвещенный»^{[21, с. 596]}.

Таким образом, с помощью исторических и социологических построений Кавелин не только обосновывал особую роль верховной власти, но и доказывал необходимость ее сотрудничества с обществом. При этом основную задачу государства он видел в обеспечении посредничества между отдельными социальными слоями, осуществляемого ради сохранения социального порядка.

Однако решение этой задачи в конкретных условиях России наталкивалось на сохраняющееся крепостное право. Опираясь на собственную историческую концепцию, Кавелин и пытался обосновать необходимость его отмены, вытекавшую как из интересов самого государства, так и всех сословий. Возможность же проведения реформы определялась, согласно представлениям Кавелина, общенациональным характером царской власти, который проявлялся на всем протяжении отечественной истории. «Русский царь, - писал он, - не дворянин, не купец, не военный, не крестьянин, он выше всех сословий и в то же время всем близок». При этом он подчеркивал особую связь крестьянства с самодержавной властью, вызванную тем, что издавна русские монархи «... строго сдерживали ... высшее сословие, когда оно чрезмерно налегало на народ»^{[19, т.2. стлб. 68]}. Тем самым Кавелин приписывал самодержавию функцию защиты интересов низших сословий, осуществляемую с древнейших времен и обязывающую ее, помимо прочих соображений, в конкретных условиях середины ХIХ в. пойти на такой решительный шаг, как ликвидация крепостнической системы. При этом власть в своих действиях нашла бы поддержку и сочувствие самого народа, видевшего в ней, благодаря противостоянию монархии высшему сословию, «воплощение божеской справедливости, карающей сильного и спесивого обидчика»^{[19, т.2. стлб. 120]}.

Будучи либералом-государственником, Кавелин, в первую очередь, обосновывал насущную необходимость отмены крепостничества интересами самого государства. С этой целью, начав с рассмотрения положения дел в государственном секторе экономики, он стал доказывать всю невыгодность и неэффективность казенных предприятий, на которых преобладал принудительный труд. Государственная форма крепостничества, всячески поддерживаемая корыстным чиновничеством, обрекала страну на отсталость и наносила значительный урон интересам государства. Выход из положения Кавелин видел в передаче государственных предприятий в частные руки, и, более того, находясь под влиянием идей классического либерализма, выступал против какого-либо вмешательства государства в экономическую сферу. «В наше время, - писал он, - всеми признано за несомненную истину, что правительству не следует заниматься никаким промыслом, никаким изделием, … потому что подобные операции, в последнем итоге, всегда непременно, приносятправительству, а следовательно и государству, не прибыль, а убыток»^{[19, т.2. стлб.15]}. Представляется, что Кавелин призывал передать государственные предприятия в частные руки, прежде всего, потому, что, с одной стороны, это было бы первым шагом на пути ликвидации всей крепостнической системы, а с другой - подрывало бы позиции чиновной «номенклатуры». Следует заметить, что в дальнейшем, увидев наяву отрицательные стороны деятельности частных предприятий, «дикого» рынка в условиях России, а главное - убедившись в несоответствии русского крестьянского хозяйства требованиям рыночных отношений, он откажется от некоторых положений классической либеральной экономической мысли и будет выступать за присутствие государства в социально-экономической сфере, за сочетание и взаимодействие частной и общественной собственности.

В середине же 1850-х гг. в целях упразднения государственного крепостничества, преодоления отсталости и повышения эффективности экономики он предлагал осуществить приватизацию государственного сектора. Кроме того, Кавелин надеялся, что эта мера должна была облегчить тяжелое финансовое положение, в котором оказалась страна после Крымской войны, принести огромную экономию бюджетных средств за счет сокращения штата государственных служащих казенных предприятий и различного рода ведомств. В итоге Кавелин приходил к четкому и определенному выводу, что уничтожение государственного крепостного права и хозяйства «настоятельно требуют и благо государства, и выгоды народа, и пользы правительства»^{[19, т.2. стлб.34]}.

Однако основное внимание Кавелин уделил другой форме крепостничества - помещичьему праву на крестьян, находившихся в частном владении. Используя различные аргументы, он пытался доказать, прежде всего, экономическую невыгодность подневольного труда. Так, подчеркивая его крайне низкую производительность, он утверждал, что крепостничество стоит на пути экономического развития страны, обрекает ее на отсталость. Более того, обращаясь к здравому смыслу помещиков, Кавелин пытался убедить их в том, что крепостничество несло с собой разорение не только крестьянским, но и помещичьим хозяйствам, доказывал, что на «… барщине человек работает, по крайней мере, вдвое хуже, чем у себя дома и на своем поле»^{[19, т.2. стлб.26,14]}. Низкая производительность крепостного труда приводила и к уменьшению государственных доходов, что пагубно отражалось на всем «государственном организме», ставило правительство в крайне затруднительное положение.

Кавелин обращал внимание и на то отрицательное влияние, которое оказывало крепостничество на нравственное состояние общества. «Почти безусловная зависимость одного лица от другого в сфере гражданской, - писал он, - есть всегда, без исключения, источник необузданного произвола и притеснений с одной стороны, и раболепства, лжи и обмана - с другой». Кавелин видел в нем «... источник насилий, безнравственности, невежества, праздности, тунеядства и всех проистекающих отсюда пороков и даже преступлений»^{[19, т.2. стлб.29,31]}. В итоге, представляя собой сердцевину общественных отношений, крепостное право разлагало как верхи, так и низы общества, а главное, стояло на пути формирования личности, являвшейся, согласно убеждению либерала, целью и средством общественного развития.

Оценивая крепостничество как главную причину всех социальных, экономических и нравственных бед России, его основную опасность Кавелин находил, прежде всего, в том, что сохранение существующих порядков представляло непосредственную угрозу государству. Для обоснования данного тезиса он вновь обратился к примерам из прошлого страны, подчеркивая, что народные бунты, не раз ставившие государство на край пропасти, в конечном счете, вызывались крепостным правом. Именно оно, по словам историка, «... было одной из главных причин наших несчастий в начале ХVII в.; бунты Стеньки Разина, Пугачева и других, менее известных героев и атаманов буйной вольницы, - все эти разрушительные элементы восставали и поднимались из мутных источников крепостного права». При этом Кавелин указывал на то, что данная причина народных выступлений сохранялась и в середине ХIХ в. Он пытался убедить верхи общества в том, что хотя и нравы за истекшие десятилетия несколько смягчились, опасность народного восстания отнюдь не уменьшилась. Скорее, наоборот, массовые движения крестьян в 1850-е гг. свидетельствовали, по его мнению, о том, что народ начинает все более «...тяготиться крепостной зависимостью и при неблагоприятных обстоятельствах из этого раздражения может вспыхнуть и разгореться пожар, которого последствия трудно предвидеть»^{[19, т.2 .стлб.32,33]}.

С другой стороны, правительство, состоящее в основном из владельцев крепостных душ, опасалось потрясений, вызванных освобождением крестьян. Кавелин обратил внимание и на то, что некоторые представители верхов ожидали после отмены крепостного права ухудшения своего материального положения. Кроме того, сторонники крепостничества убеждали, что освобождение крестьян могло привести к исчезновению дворянства - носителя европейской культуры, а следовательно, еще к большему огрублению нравов, к господству «азиатской основы нашего народного характера»^{[19, т.2. стлб.66]}.

Кавелин убедительно опровергал аргументы, обосновывающие необходимость сохранения крепостничества. Так, он вновь и вновь доказывал общенациональный характер русского государства, призванного всем ходом и задачами русской истории защищать интересы всех сословий, а не одного дворянства, заботиться о целостности и процветании России. Именно в крепостничестве он видел главное зло, не только препятствующее просвещению большинства народа, но и ведущее русское общество к социокультурному расколу, источник сохранения «азиатчины», грубых нравов и ненависти народа по отношению к европейски образованному дворянству. В итоге, близорукость и эгоизм высшего сословия, косность и нерешительность правительства превращались в его глазах в главную преграду на пути прогрессивного развития России, мешали назревшим преобразованиям. С искренней тревогой он писал о том, что промедление с делом реформы приближает страну к «страшной катастрофе», пытался свою озабоченность донести до власть имущих.

Однако Кавелин не ограничился только критикой крепостничества и обоснованием необходимости его отмены. В своей «Записке...» он выдвинул конкретный и тщательно разработанный план проведения реформы, непременным условием подготовки которой считал гласность и публичность ее обсуждения. Именно «таинственный образ действия правительства» при решении крестьянского вопроса в николаевскую эпоху, его недоверие к обществу стояли на пути формирования общественного мнения, без которого, по убеждению Кавелина, невозможно было даже приступить к делу освобождения крестьян. «Нет сомнения, - писал он, - что лишь только крепостное право и способы его упразднения сделаются предметом подробного рассмотрения и обсуждения печати и начнется обмен мыслей об этом предмете, - общественное мнение, под влиянием рассуждений и прений, скоро сложится, будут собраны о крепостном праве весьма подробные и основательные сведения и данные и образуются люди и чиновники, какие нужны для успеха дела, - словом, все необходимые орудия для упразднения крепостного права создадутся сами собою и станут в распоряжении правительства, а ему останется только пользоваться ими» ^{[19, т.2. стлб.62]} . Таким образом, с помощью гласности Кавелин стремился создать как необходимые духовные предпосылки для практического воплощения в жизнь либеральной идеи освобождения, так и влиятельное общественное мнение страны, способное объединить всех сторонников преобразований. К тому же гласность придала бы готовящейся реформе необратимый характер, ибо правительству, начавшему открыто обсуждать крестьянскую проблему, пришлось бы считаться с ожиданиями и настроениями народа. В этих условиях оно едва ли рискнуло бы повернуть вспять, понимая, что такой шаг вызовет бурю народного возмущения.

Идея единения различных социальных и политических сил, поиск компромисса легли в основу кавелинского проекта, разработанного с учетом интересов всех сторон, тем или иным образом затрагиваемых реформой. В своей «Записке...» автор пытался совместить «виды правительства» с «выгодами дворянства» и «пользами» крепостных, что, по его мнению, лишь и создавало условия для проведения реформы. «Мирное, благодетельное для России разрешение вопроса о крепостном помещичьем праве, - писал он, - сделается возможным лишь с той минуты, когда все стороны этого вопроса будут приняты в соображение, все связанные с ним интересы, государственные и частные - взвешены и уважены»^{[19, т.2. стлб.40]}.

Компромиссный, примирительный характер проекта, справедливый учет интересов государства и сословий, связанных с делом освобождения, являлись в концепции Кавелина главным гарантом не только его успешного осуществления, но и дальнейшего мирного развития страны по пути ее обновления и процветания. Тем не менее, он подчеркивал особое значение государственных интересов, которые, возвышаясь над узкосословными, в то же время синтезировали их, с наибольшей полнотой объединяли «пользы» помещиков и крестьян. Именно первоочередной учет государственных интересов давал ориентиры в определении основных положений его проекта реформы. Так, интерес крепостных, совпадающий с государственным, Кавелин видел «... в полном личном освобождении ... с удержанием той земли, которой владеют и пользуются для себя, избы, в которой живут, и всего движимого и недвижимого имущества, которое приобрели собственными трудами или наследовали от отцов своих». Освобождение же без земли, или без достаточного ее количества наносило бы ущерб не только крестьянам, но и государству, ибо приводило «к потере оседлости сельскохозяйственного населения», росту бродяжничества, появлению пролетариата, сокращению налоговых поступлений в казну, а главное - несло в себе угрозу экономических бедствий и социальных потрясений.

Предложение Кавелина освободить крестьян со всей землей, которая находилась в их распоряжении, выгодно отличало его «Записку...» от проектов, разрабатываемых в то время в правительственных кабинетах и дворянских кругах, и стало, как уже отмечалось ранее, одной из причин его опалы. Предоставление крестьянину всей той земли, которая находилась в его распоряжении, и всего имущества предполагало его превращение в собственника, в самостоятельного и свободного субъекта хозяйствования, что и отвечало требованиям либерального развития страны. Любое же ограничение гражданских и имущественных прав крестьянства противоречило не только потребностям модернизации России, но и государственным интересам.

Из всех возможных вариантов освобождения крестьян: со всей землей, принадлежавшей имению; с определенным в соответствии с условиями местности количеством десятин на тягло или душу; с той землей, которая только и находится в действительном пользовании крестьян, - наиболее оптимальным и справедливым, обеспечивающим независимое существование крестьян от помещиков, Кавелин посчитал третий. Первый, на котором будут настаивать радикалы, он отверг потому, что его реализация могла бы привести к ограничению и сокращению частной земельной собственности, а с нею могли исчезнуть «... все ее благодетельные последствия для промышленности и сельского хозяйства; ибо опытом дознано, что частная поземельная собственность и существование рядом с малыми и больших хозяйств суть совершенно необходимые условия процветания сельской промышленности». Таким образом, в сохранении помещичьих владений, дающих, кстати, основную массу товарной продукции, он видел одно из условий экономического процветания России. Но он выступал и против ограничения крестьянских земельных наделов, считая это предложение крайне опасным как для всего общества, так и для самих помещиков. «Последствием этого было бы одно из двух, - писал он, - или бывшие крепостные впали бы в крайнюю нищету и обратились в бездомников и бобылей - нечто вроде сельских пролетариев, которых у нас покуда, слава богу, очень мало, или они стали бы толпами выселяться в другие губернии и края империи»^{[19, т.2. стлб.44,45]}.

Предложение Кавелина о наделении крестьян той землей, которой они пользовались до освобождения, и сохранении помещичьих владений наиболее полно отражало либеральные устремления российской интеллигенции, ибо оно предполагало создание условий для становления самостоятельной и свободной личности, гражданского общества, учитывало и согласовывало интересы основных социальных групп, предполагало динамичное экономическое развитие страны, определяло решающую роль государства в проведении намеченных преобразований.

Вместе с тем освобождение крестьян и наделение их землей Кавелин считал возможным осуществить лишь за вознаграждение помещикам. При этом он подчеркивал, что в выкупную сумму должна была входить стоимость как земли, так и самих крестьян. Выплата же «... денег за одну землю, не принимая в расчет крепостных людей, была бы весьма несправедлива и неуравнительна, - полагал он. - Несправедлива - потому что крепостные составляют такую же собственность владельцев, как и земля; неуравнительна - потому что в некоторых губерниях, преимущественно густо населенных и земледельческих, земля имеет большую ценность, а крепостные почти никакой”^{[19, т.2. стлб.46-47]}. Необходимость и законность выкупа Кавелин обосновывал целым рядом факторов. Во-первых, освобождение крестьян без вознаграждения владельцев «... было бы, - как он утверждал, - весьма опасным примером нарушения права собственности». Во-вторых, «оно внезапно повергло бы в бедность многочисленный класс образованных и зажиточных потребителей в России». Кроме того, «владельцы тех имений, где обработка земли наймом больше будет стоить, чем приносимый ею доход, с освобождением крепостных совсем лишатся дохода от этих имений» ^{[19, т.2. стлб.41,42]}. Таким образом, предложения Кавелина были направлены на сохранение дворянского землевладения и его адаптацию к новым, т.е. рыночным условиям хозяйствования, а главное, взаимодействию на рыночной основе с крестьянским хозяйством.

Выкупные платежи должны были стать для помещиков тем капиталом, без которого их владения не могли бы перестроиться на новый капиталистический лад. Предложения Кавелина полностью соответствовали либеральным представлениям о роли частной собственности в жизни общества и учитывали особенности аграрного строя России, где основная масса товарной продукции производилась помещичьими хозяйствами. К тому же они являлись очагами европейской культуры, и Кавелин рассчитывал на дворянские усадьбы как на потенциальные центры просвещения крестьянской массы. В провинциальном дворянстве он видел также силу, способную сыграть решающую роль в формировании и деятельности системы местного самоуправления, противостоящей как произволу администрации, так и революционным устремлениям радикальной части интеллигенции. Поэтому вряд ли возможно согласиться с мнением авторитетного исследователя, вынужденного, правда, в соответствующую эпоху, обосновывая ленинский тезис о двух путях развития капитализма в России, доказывать, что Кавелин «без всяких на то оснований ...наделял дворянское имение чертами крупного капиталистического хозяйства, чтобы отстоять «прусский», помещичий путь буржуазной эволюции»^{[8, с.173]}. На самом деле в крупном землевладении, существующем наряду с мелким, Кавелин видел основной фактор, обеспечивающий рост сельскохозяйственного производства, а следовательно, экономическое процветание страны. К тому же публицист надеялся, что со временем оно приобретет внесословный характер, и ряды крупных землевладельцев будут пополняться за счет представителей других слоев общества, прежде всего из крестьян, а само дворянство сумеет превратиться в открытую социальную группу, поддерживающую либеральные преобразования правительства, просвещающую крестьянство и становящуюся оплотом гражданского общества. После освобождения, полагал Кавелин, «простой народ увидит в дворянстве своего естественного, достойного доверия представителя, потому что, имея одни и те же интересы с простым народом, дворянство будет иметь все способы защитить их для себя и вместе для черни. Весь народ сольется в единое целое, в котором будут различения, будут высшие и низшие классы, но не будет вражды и внутренней разорванности»^{[19, т.2. стлб.71-72]}.

Кавелин надеялся на одновременную эволюцию после реформы как помещичьего, так и крестьянского хозяйства, рассчитывал на их сотрудничество и создание единого класса землевладельцев, включающего в себя представителей различных сословий, на сосуществование и взаимодействие крупных и мелких хозяйств, без чего он не мыслил процветание России. В итоге, вознаграждение помещиков и наделение крестьян землей, отвечало не узкосословным, а общенациональным интересам и должно было, как рассчитывал Кавелин, привести со временем к замене сословной структуризации общества имущественной, обеспечить преодоление социокультурного раскола русского общества, а следовательно, создать необходимые условия для утверждения основных либеральных ценностей.

Определенное время после реформы Кавелин полагал, что в России появилась почва как для складывания новой, освобожденной от кастовых перегородок и основанной на имущественном принципе разделения социальных групп общественной структуры, так и для формирования слоя крупных землевладельцев из представителей различных сословий. Он надеялся, что в результате ожидаемых им социальных изменений «... весь народ составит одно органическое тело, в котором каждый будет занимать высшую или низшую ступень одной и той же лестницы; высшее сословие будет продолжением и завершением низшего, а низшее - служить питомником, основанием и исходною точкою для высшего. То, чему весь мир удивляется в Англии, что составляет источник ее силы и величия, ... - именно правильное, нормальное отношение между низшими и высшими классами, органическое единство всех народных элементов, открывающее возможность бесконечного мирного развития посредством постепенных реформ, делающее невозможною революцию низших классов против высших, - все это будет и у нас, если только дворянство поймет свое теперешнее положение и благоразумно им воспользуется»^{[19, т.2. стлб.127-128]}. Таким образом, органическое единство социальных слоев, достигаемое преобладанием общих интересов над частными, их открытостью и социальной мобильностью, а также обеспечением всех групп населения гражданскими правами и равными возможностями, являлось в проекте Кавелина, не только залогом процветания общества, но и гарантом против народных революций.

Кавелин вновь и вновь пытался убедить дворян в том, что освобождение крестьян с землей, против чего они так активно выступали в годы подготовки реформы, на самом деле создавало самые благоприятные перспективы как для самого благородного сословия, так и для всего русского народа. Благодаря наделению крестьян землей, утверждал он, «огромное большинство народа, за самым незначительными изъятиями весь народ будет у нас причастен благу поземельной собственности. Этим мы заранее навсегда избавляемся от голодного пролетариата и неразрывно с ним связанных теорий имущественного равенства, от непримиримой зависти и ненависти к высшим классам и от последнего их результата - социальной революции, самой страшной и неотвратимой из всех, потрясающей народный организм в самых его основаниях и во всяком случае гибельной для высших сословий»

^{[19, т.2. стлб.128]}.

Превращение большинства населения в земельных собственников придавало развитию России особый, аграрный характер, что при всех успехах промышленности и торговли предохраняло ее, по мнению Кавелина, от потрясений, пережитых Западной Европой, в которой преобладало городское население, и шла острая борьба лишенного имущества пролетариата с буржуазией. Тем самым уже в начале 1860-х гг. Кавелин стал задумываться об особенностях общественного развития России и, исходя из складывающихся реалий, искать их положительные стороны для будущего развития страны. Едва ли здесь правомерно упрекать его в антизападничестве, в отходе от последовательного либерализма ради защиты интересов «отжившего свой век класса» ^{[8, c.164]}. Скорее, он вставал на путь созидания такой теории, которая не противопоставляла Россию Западу, а предполагала органический синтез национальных и либеральных ценностей.

Отступлением от постулатов классического либерализма стала и защита Кавелиным крестьянской общины, в которой он видел средство, смягчающее последствия перехода крестьянского хозяйства к рыночным отношениям. В отличие от Чичерина, рассматривающего общину как результат деятельности государства ХVII в., Кавелин считал ее органической частью крестьянской жизни, уходящей своими корнями в глубокую древность. «Исторические типы, - писал он в рецензии на книгу Чичерина “Областные учреждения России в ХVII в.”, - не умирают скоропостижно, а угасают постепенно, проходя через целый ряд перерождений”^{[19, т.1. стлб.550]}. Воспринимая общину как естественный общественный организм и понимая, что без нее процесс ломки старых структур будет протекать для крестьян особенно болезненно, Кавелин стал отстаивать необходимость ее сохранения. При этом в своей статье «Взгляд на русскую сельскую общину», опубликованную в журнале “Атеней” (1859, №2), он обосновывал потребность в ее существовании не только интересами крестьян, но и государства, а следовательно, всего общества.

В статье Кавелин провел, прежде всего, четкую границу между административной и поземельной функциями общины. Соглашаясь с теми ее критиками, которые полагали, что она «...поглощает индивидуальность, не дает почти никакого простора личности и гражданской самостоятельности членов общины и тем парализует их силы, существенно мешая вместе с тем развитию нравственных и экономических сил всего государства» ^{[19, т.2. стлб.162-163]}, Кавелин относил эти справедливые упреки лишь к административной стороне общины. Среди ее недостатков он также отмечал переделы земли и чересполосицу, стоявшие на пути развития сельского хозяйства. И все же, несмотря на свои очевидные отрицательные стороны, община по своей сути, в концепции Кавелина, не только не противостояла процессу модернизации, но и помогала его осуществлению, давала крестьянам возможность адаптироваться к новым условиям. «Общинное землевладение, - писал он, - не представляет за устранением названных выше несущественных принадлежностей, ни одного положения, которое не подходило под правила любого гражданского права, наиболее благоприятствующего личной независимости и свободе»^{[19, т.2. стлб.171]}.

В случае же ликвидации общины и утверждения мелкой поземельной крестьянской собственности, на чем настаивали ортодоксальные западники, русские крестьяне оказались бы беспомощными перед стихией рынка. Община же, по его словам, могла стать в новых условиях «... единственно возможным убежищем для народных масс от монополии владельцев и капиталистов», была призвана предупредить «... горькие и разрушительные последствия азартной промышленной борьбы». Но для осуществления функции «социальной защиты» община сама нуждалась в обновлении, начать которое Кавелин предлагал с прекращения в ее рамках переделов земли. Он надеялся, что благодаря данной мере «владение и пользование общинными землями перейдет мало-помалу в пожизненное арендное содержание, которое при известных условиях может быть и наследственным»^{[19, т.2.стлб. 177,183,176]}.

Кавелин ратовал за устранение наиболее архаичных, присущих общине черт - переделов земли, чересполосицы, круговой поруки, что на практике могло привести к ее трансформации в кооператив фермеров, хозяйствующих самостоятельно, но защищенных общинным землевладением от стихии рынка и разорения. Вместе с тем сохранение общины, в концепции Кавелина, не противоречило развитию частной собственности, и должно было всего лишь уравновесить ее отрицательные стороны. Абсолютное господство частной собственности приводило, как полагал Кавелин, к борьбе «материальных интересов, вызывало ненависть массы населения по отношению к имущим». В условиях ее полного доминирования, писал он, «все то, что составляет физиологическое, неизбежное условие всякой общественной жизни: власть, имущественное неравенство, личная собственность, личная самостоятельность и развитие - представляются им (т.е. трудящимся массам - Р.А.) орудиями угнетения, своекорыстными выдумками притеснителей и собственников. Открывается широкое поле для всякого рода идеалов социального блаженства, которые тем краше и недействительнее, чем ужаснее жизнь. Народные массы, глубоко оскорбленные, ... в справедливом негодовании начинают требовать невозможного и неосуществимого. Возникает другого рода борьба - борьба народных масс с обществом, страшная и разрушительная»^{[19, т.2. стлб.178-179]}.

Таким образом, учитывая как положительные, так и отрицательные стороны двух форм собственности, Кавелин и выдвинул идею их совмещения. Взаимодействие общественной и частной собственности должно было, согласно представлениям либерала, с одной стороны, обеспечить условия для экономического процветания общества и свободы личности, а с другой - гарантировать сохранение социальной стабильности, предотвратить утверждение крайних форм социальной несправедливости, обезопасить народ от восприятия им различного рода утопических идей. При этом и частное, и общинное владения он воспринимал в духе органической теории как естественные результаты исторического развития общества, а потому настаивал на их сохранении и лишь дальнейшем усовершенствовании. К тому же в общине он видел орган, обеспечивающий связь государства с сельским миром, благодаря которому власть имела возможность опекать крестьян, проводить преобразования в деревне.

Позднее, т.е. с началом проведения крестьянской реформы, Кавелин не изменил своего взгляда на общину и частную собственность. Так, в письме к Герцену в 1862 г. он сообщал: «Я против индивидуальной личной собственности как исключительной формы землевладения. Я не против ее принципа, но рядом с ней желаю общинного землевладения, как ее корректива, как противувеса против конкуренции, которую оно производит. ... Отсутствие частной собственности, отмена ее - есть величайшая нелепость, вернейший путь к китаизму с пожертвованием начала индивидуальности и свободы. Да этого и сделать невозможно. У нас массы рвутся не к общинному землевладению, а к личной собственности. Ту и другую форму нужно сохранить рядом, потому что они дополняют одну другую»^{[22, с. 58-59]}.

Таким образом, одним из первых в русской общественной мысли Кавелин выдвинул идею смешанной экономики, основанной на сочетании различных форм собственности. Он полагал, что именно такой вариант развития, с одной стороны, предохранит Россию от обнищания масс и революционного взрыва, а с другой - обеспечит ее экономическое процветание, хотя бы относительную социальную справедливость, а также утверждение начала личности и свободы. В подобном подходе к общине, в выдвижении идеи сосуществования двух форм собственности и практически смешанной, многоукладной экономики проявился альтернативный характер либерального проекта Кавелина, такая его черта, как небуржуазность, стремление осмыслить и защитить общенациональные интересы. Следует учесть и то, что предложенный Кавелин проект модификации общины превращал ее как в один из рычагов модернизации страны, так и в гаранта мирного осуществления реформ. В обновленном виде она способствовала бы утверждению гражданского общества и личного начала, давала бы простор хозяйственной самостоятельности и инициативе крестьян, оберегая их при этом от превратностей рынка. Следует учесть и то, что предложенная Кавелиным либерально-демократическая модель преобразования экономики ориентировала на мирную модернизацию страны, происходящую с учетом ее социокультурной специфики.

Таким образом, уже в годы подготовки крестьянской реформы Кавелин выдвинул, а затем развил идею синтеза традиционных структур - общины и новых капиталистических по своей сути отношений, что в наибольшей степени учитывало особенности страны, создавало условия для ее мирной модернизации без существенного ухудшения уровня жизни народа. Именно на путях этого либерально-демократического синтеза и шло становление национальной формы либерализма, пытавшегося осмыслить социокультурную специфику развития страны.

Реализация правительственного плана освобождения крестьян, который по своим основным параметрам изменил в худшую для крестьян сторону первоначальный вариант, разработанный Редакционными комиссиями, со временем выявила всю дальновидность и обоснованность либерального проекта.

Сам Кавелин, оценивая освобождение крестьян как «одно из величайших событий русской и всемирной истории», а само «Положение» - «величайшим законодательным актом нашего времени», сразу же после реформы обратил внимание на ее негативные стороны. «Крестьянин тужит, - писал он, - что ему еще два года придется работать на барина или платить может быть тяжелый оброк, ему жаль земли, которая отрежется от его поля на барина; его берет раздумье над тяжелой повинностью, которая останется на нем по уставной грамоте. Много, что ожидает его впереди, он еще не разобрал хорошенько, но что он понял, вовсе не отвечает его ожиданиям и чаяниям»^{[19, т.2. стлб. 645, 1228, 105]}. Но более всего его беспокоил ход реализации реформы, доверенный, по его мнению, противникам освобождения крестьян.

Кавелин попытался на собственном примере показать пути наиболее скорого и отвечающего интересам двух сторон решения самого сложного - земельного вопроса. Одним из первых в Поволжье, еще летом 1861 г. он подписал уставную грамоту со своими крестьянами с. Кавелинка Самарской губернии. Подробности его соглашения вызвали различные толки в столичных сферах, удивив своими особенностями как либералов, посчитавших, что он слишком мало сделал для крестьян, так и консерваторов, наоборот, упрекавших его за чрезмерные уступки. В письме к брату Павлу от 23 августа 1861 г. Кавелин подробно изложил содержание своего соглашения с крестьянами. «… Вероятно, ты уже знаешь, что я начисто разошелся с крестьянами своими, к общему нашему великому удовольствию, - писал он. – Сущность сделки состоит в следующем: я подарил им четверть душевого надела. … Этот надел они взяли в солончаках, следовательно по закону получили 3 десятины за одну удобную. Сверх того я подарил им усадьбу и … различных лишков… всего около 100 десятин. Сто сорок десятин удобной земли около пруда отдал в аренду на 9 лет с правом выкупа в этот же срок…». Главное же преимущество сделки для крестьян он находил в том, что «… они приобрели пастбища, следовательно обеспечили навсегда содержанье рабочего скота и лошадей, и притом даром: эта статья для них чрезвычайно важна, потому что луга и пашни они найдут везде сколько угодно, а без пастбищ они все равно что без рук». Таким образом, Кавелин, договариваясь с крестьянами, учитывал условия степного края, в котором пастбища имели особую ценность. Вот почему упреки некоторых критиков, считавших, что Кавелин якобы обманул крестьян, предоставив им даровой надел в солончаках, свидетельствуют если и не об их недоброжелательном к нему отношении, то о незнании конкретных условий, в которых находилось имение Кавелина. При этом ему удалось прийти к добровольному соглашению и обоюдному согласию с крестьянами, которые, получив так называемый «даровой надел», немедленно освобождались от каких-либо повинностей. Более того, условия сделки выдвинули сами крестьяне, отказавшиеся принять первоначальные предложения своего помещика, несмотря на то, что они были, как писал Кавелин, «гораздо менее для меня выгодные»^{[15, 735]}. Позднее он продал крестьянам всю оставшуюся за ним землю^{[23, с. 167]}. Таким образом, Кавелин на практике показал конкретный пример либерального решения самого важного при освобождении крестьян аграрного вопроса.

После Крымской войны в условиях нарастающего общественного кризиса и стихийного развития гласности либеральная интеллигенция стала основной силой, подготавливавшей крестьянскую реформу. Своей профессиональной деятельностью, печатными и рукописными статьями, публичными выступлениями и в целом общественной активностью она не только побуждало правительство к конкретным действиям, но и, вытесняя страх, остававшийся в общественном сознании после николаевского правления, воспитывала общество в либеральном духе, а главное, воздействовала на либеральную бюрократию, ставшую основной практической силой реализации реформы.

Таким образом, в условиях начавшегося с 1855 г., во многом под влиянием либеральной интеллигенции духовного раскрепощения складывались предпосылки для подготовки и проведения крестьянской реформы, т.е. глобального социального и культурного переустройства всей страны. При этом либеральная интеллигенция подготовила себе союзника в лице патриотически настроенных и здравомыслящих представителей бюрократии, обеспокоенных судьбами российской государственности и надеющихся с помощью назревших, как они считали, реформ вернуть стране утерянное после крымской катастрофы международное величие. Сторонники преобразований, жаждущие активной деятельности на благо страны, объединялись в кружке, духовным руководителем которого был Кавелин. В итоге, став своеобразным вдохновителем и идеологом реформ, он сыграл огромную роль как в подготовке освобождения крестьян, так и развитии общественного движения России.

Кавелину удалось разработать наиболее оптимальный вариант проекта освобождения крестьян, отвечавший интересам как государства, так и основных социальных сил России. Именно предложенный им вариант авторитарной модернизации, делавший ставку на проведение реформы сильной монархической властью, предполагавший создание социально-экономических, правовых и культурных условий для перехода к конституционным порядкам более всего соответствовал не только потребностям, но и возможностям народа. Намеченный Кавелиным вектор развития страны, предполагавший достижение экономического роста, преодоление культурного раскола и крайностей социального неравенства, обеспечение правопорядка, уважения к закону, активную деятельность местного самоуправления и образование населения как основных предпосылок ее политического обновления, не потерял своей актуальности и в наши дни.

И не вина, а беда русского либерала, а вместе с ним и всей страны, что в дальнейшем его проект был искажен правительством в пользу помещиков. В результате сокращения крестьянских полевых наделов социальные последствия модернизации страны оказались крайне тяжелыми, что привело к росту напряженности в деревне, стало одной из причин структурного кризиса, который и пытался предупредить своими построениями русский либерал.

Кавелин в своем проекте обосновывал необходимость осуществления национальной модели модернизации страны с опорой на многоукладную экономику, активную социальную роль государства, с учетом ее исторических особенностей (например, поземельной общины и сильного государства), принципиально отличающейся от ее западного образца.

You can simply select and copy link from below text field.