The problem of retention of the Soviet Union in documents of the State Committee on the State of Emergency

Sosenkov Fedor Sergeevich PhD in Law Head of the Department, Docent, department of State Legal Disciplines, Volga State Academy of Water Transport, 603950, Russia, Nizhegorodskaya oblast', g. Nizhnii Novgorod, shosse Ankudinovskoe, 3 fss2005@rambler.ru Other publications by this author

В последнее десятилетие среди российских политических элит наблюдается переосмысление причин и последствий распада Советского Союза. На самом высоком уровне даются открыто негативные оценки данному историческому событию [см., например: 13; 7]. Не оставляет своим вниманием этот вопрос и научное сообщество ^{[1, с. 30 – 32; 3, с. 34 – 36; 6, с. 20 – 22; 10; 16, с. 38 – 41; 19, с. 55 – 59 и др.]}.

Конец 1980-х и начало 1990-х годов ознаменовались кризисными явлениями советской государственности, наиболее серьезными из которых было, безусловно, ослабление государственного единства и угроза территориальной целостности Советского Союза. В этот период обсуждались различные проекты сохранения союзного государства. Одной из точек зрения было сохранение государства без прибалтийских республик, в которых сепаратистские тенденции были наиболее сильны. Дезинтеграционные процессы в рамках Советского Союза послужили стимулом поиска реформирования формы государственного устройства в целях сохранения территориальной целостности. Какие-то из них имели рациональное зерно, другая же часть, очевидно, носила демагогический характер.

Значительную часть составляли предложения ослабления централизации советской федерации. Подобные модели легитимировали ослабление союзного центра, когда республики в одностороннем порядке в нарушение Конституции СССР присваивали властные полномочия, и могли лишь на время формально сохранить единое государство.В результате модель будущего Советского Союза все более напоминала конфедерацию. На август 1991 года планировалось подписание нового Союзного договора, проект которого долгое время был не известен ни населению страны, ни даже сколько ни будь значительной части партийных и государственных деятелей. Показательна, на наш взгляд, оценка проекта и процедур его подготовки заместителем Министра обороны СССР генералом В. И. Варенниковым (1923–2009): «Назначенное на 20 августа подписание инициированного Горбачевым Союзного договора противоречило воле большинства населения страны, в ходе референдума 17 марта 1991 года поддержавшего сохранение СССР. Договор этот, фактически, прекращал существование Советского Союза. И общественность, и большинство руководителей страны лишь 15 августа смогли ознакомиться с проектом этого документа» ^{[4, с. 84]}.

В последнее десятилетие среди российских политических элит наблюдается переосмысление причин и последствий распада Советского Союза. На самом высоком уровне даются открыто негативные оценки данному историческому событию [см., например: 13; 7]. Не оставляет своим вниманием этот вопрос и научное сообщество ^{[1, с. 30 – 32; 3, с. 34 – 36; 6, с. 20 – 22; 10; 16, с. 38 – 41; 19, с. 55 – 59 и др.]}.

Конец 1980-х и начало 1990-х годов ознаменовались кризисными явлениями советской государственности, наиболее серьезными из которых было, безусловно, ослабление государственного единства и угроза территориальной целостности Советского Союза. В этот период обсуждались различные проекты сохранения союзного государства. Одной из точек зрения было сохранение государства без прибалтийских республик, в которых сепаратистские тенденции были наиболее сильны. Дезинтеграционные процессы в рамках Советского Союза послужили стимулом поиска реформирования формы государственного устройства в целях сохранения территориальной целостности. Какие-то из них имели рациональное зерно, другая же часть, очевидно, носила демагогический характер.

Значительную часть составляли предложения ослабления централизации советской федерации. Подобные модели легитимировали ослабление союзного центра, когда республики в одностороннем порядке в нарушение Конституции СССР присваивали властные полномочия, и могли лишь на время формально сохранить единое государство.В результате модель будущего Советского Союза все более напоминала конфедерацию. На август 1991 года планировалось подписание нового Союзного договора, проект которого долгое время был не известен ни населению страны, ни даже сколько ни будь значительной части партийных и государственных деятелей. Показательна, на наш взгляд, оценка проекта и процедур его подготовки заместителем Министра обороны СССР генералом В. И. Варенниковым (1923–2009): «Назначенное на 20 августа подписание инициированного Горбачевым Союзного договора противоречило воле большинства населения страны, в ходе референдума 17 марта 1991 года поддержавшего сохранение СССР. Договор этот, фактически, прекращал существование Советского Союза. И общественность, и большинство руководителей страны лишь 15 августа смогли ознакомиться с проектом этого документа» ^{[4, с. 84]}.

В последнее десятилетие среди российских политических элит наблюдается переосмысление причин и последствий распада Советского Союза. На самом высоком уровне даются открыто негативные оценки данному историческому событию [см., например: 13; 7]. Не оставляет своим вниманием этот вопрос и научное сообщество ^{[1, с. 30 – 32; 3, с. 34 – 36; 6, с. 20 – 22; 10; 16, с. 38 – 41; 19, с. 55 – 59 и др.]}.

Конец 1980-х и начало 1990-х годов ознаменовались кризисными явлениями советской государственности, наиболее серьезными из которых было, безусловно, ослабление государственного единства и угроза территориальной целостности Советского Союза. В этот период обсуждались различные проекты сохранения союзного государства. Одной из точек зрения было сохранение государства без прибалтийских республик, в которых сепаратистские тенденции были наиболее сильны. Дезинтеграционные процессы в рамках Советского Союза послужили стимулом поиска реформирования формы государственного устройства в целях сохранения территориальной целостности. Какие-то из них имели рациональное зерно, другая же часть, очевидно, носила демагогический характер.

Значительную часть составляли предложения ослабления централизации советской федерации. Подобные модели легитимировали ослабление союзного центра, когда республики в одностороннем порядке в нарушение Конституции СССР присваивали властные полномочия, и могли лишь на время формально сохранить единое государство.В результате модель будущего Советского Союза все более напоминала конфедерацию. На август 1991 года планировалось подписание нового Союзного договора, проект которого долгое время был не известен ни населению страны, ни даже сколько ни будь значительной части партийных и государственных деятелей. Показательна, на наш взгляд, оценка проекта и процедур его подготовки заместителем Министра обороны СССР генералом В. И. Варенниковым (1923–2009): «Назначенное на 20 августа подписание инициированного Горбачевым Союзного договора противоречило воле большинства населения страны, в ходе референдума 17 марта 1991 года поддержавшего сохранение СССР. Договор этот, фактически, прекращал существование Советского Союза. И общественность, и большинство руководителей страны лишь 15 августа смогли ознакомиться с проектом этого документа» ^{[4, с. 84]}.

В последнее десятилетие среди российских политических элит наблюдается переосмысление причин и последствий распада Советского Союза. На самом высоком уровне даются открыто негативные оценки данному историческому событию [см., например: 13; 7]. Не оставляет своим вниманием этот вопрос и научное сообщество ^{[1, с. 30 – 32; 3, с. 34 – 36; 6, с. 20 – 22; 10; 16, с. 38 – 41; 19, с. 55 – 59 и др.]}.

Конец 1980-х и начало 1990-х годов ознаменовались кризисными явлениями советской государственности, наиболее серьезными из которых было, безусловно, ослабление государственного единства и угроза территориальной целостности Советского Союза. В этот период обсуждались различные проекты сохранения союзного государства. Одной из точек зрения было сохранение государства без прибалтийских республик, в которых сепаратистские тенденции были наиболее сильны. Дезинтеграционные процессы в рамках Советского Союза послужили стимулом поиска реформирования формы государственного устройства в целях сохранения территориальной целостности. Какие-то из них имели рациональное зерно, другая же часть, очевидно, носила демагогический характер.

Значительную часть составляли предложения ослабления централизации советской федерации. Подобные модели легитимировали ослабление союзного центра, когда республики в одностороннем порядке в нарушение Конституции СССР присваивали властные полномочия, и могли лишь на время формально сохранить единое государство.В результате модель будущего Советского Союза все более напоминала конфедерацию. На август 1991 года планировалось подписание нового Союзного договора, проект которого долгое время был не известен ни населению страны, ни даже сколько ни будь значительной части партийных и государственных деятелей. Показательна, на наш взгляд, оценка проекта и процедур его подготовки заместителем Министра обороны СССР генералом В. И. Варенниковым (1923–2009): «Назначенное на 20 августа подписание инициированного Горбачевым Союзного договора противоречило воле большинства населения страны, в ходе референдума 17 марта 1991 года поддержавшего сохранение СССР. Договор этот, фактически, прекращал существование Советского Союза. И общественность, и большинство руководителей страны лишь 15 августа смогли ознакомиться с проектом этого документа» ^{[4, с. 84]}.

Попыткой сохранения территориальной целостности СССР и восстановления его государственного единства явилось, на наш взгляд, создание 18 августа 1991 года Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП). Этот орган, просуществовавший до 21 августа 1991 года, состоял из высших руководителей органов государственной власти: в состав ГКЧП вошли Г. И. Янаев (1937–2010) — вице-президент СССР, член ЦК КПСС; Бакланов О. Д. (р. 1932) — первый заместитель председателя Совета обороны СССР, член ЦК КПСС; Крючков В. А. (1924–2007) — председатель КГБ СССР, член ЦК КПСС; Павлов В. С. (1937–2003) – премьер-министр СССР, член ЦК КПСС; Пуго Б. К. (1937–1991) — министр внутренних дел СССР, член ЦК КПСС; Стародубцев В. А. (1931–2011) — председатель Крестьянского союза СССР, член ЦК КПСС; Тизяков А. И. (р. 1926) — президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства и связи СССР; Язов Д. Т. (р. 1924) — министр обороны СССР, член ЦК КПСС. В рамках данной работы мы не ставим задач оценки законности как самого создания ГКЧП, так и предпринятых им властных шагов. Этот вопрос требует отдельного изучения и, как представляется, еще долгое время будет восприниматься и обществом, и научной средой эмоционально. В рамках интересующей нас темы мы лишь подвергнем анализу документы, принятые этим органом, с точки зрения содержащихся в них политико-правовых идей.

Цели создания ГКЧП были прежде всего изложены в документе, получившем название «Заявление советского руководства». Отмечалось, что орган создается «в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной конфронтации…, которые угрожают…суверенитету, территориальной целостности…нашего Отечества» ^[8]. Одновременно решение о создании ГКЧП легитимировалось результатом референдума о сохранении Советского Союза ^[8].Документ указывал также на верховенство Конституции и законов СССР на всей территории страны ^[8].В условиях «войны законов» такое заявление, видимо, не воспринималось как излишнее и само собой разумеющееся. Итак, небольшое по объему «Заявление» содержательно по большей части посвящено сохранению государственного единства и прежде всего территориальной целостности Советского Союза. Данные идеи в более развернутом виде содержатся в «Обращении к советскому народу», указывающем на сепаратизм как на одну из основных угроз советской государственности ^[12]. Мотивы сохранения территориальной целостности Советского Союза так или иначе звучат и в менее известных документах ГКЧП, например, в Обращении к главам государств и правительств и генеральному секретарю ООН ^{[5, с. 10 – 11]}.

Первые же документы, принятые этим чрезвычайным органом, определяют первостепенные шаги по противодействию центробежным силам и преодолению территориального распада страны. По большей части они носят охранительно-силовой характер. Постановлением №1 принимаются решения о незамедлительном расформировании структур власти и управления, военизированных формирований, действующих «вопреки Конституции СССР и законам СССР» (пункт 2); признании недействительными законов и решений органов власти и управления, противоречащих Конституции СССР и законам СССР (пункт 3); приостановлении деятельности «политических партий, общественных организаций и массовых движений, препятствующих нормализации обстановки» (пункт 4); решительной борьбе с распространением «подстрекательских слухов», действий, провоцирующих «нарушения правопорядка и разжигание межнациональной розни» (пункт 7); отмене любых ограничений, препятствующих «перемещению по территории СССР продовольствия по территории СССР продовольствия и товаров народного потребления, а также материальных ресурсов для их производства, жестко контролировать соблюдение такого порядка» (пункт 11) ^{[5, с. 10 – 11]}.

Вместе с тем в документах ГКЧП отразились и советские стереотипы государственного строительства, которые усиливали центробежные тенденции. Так, в одном из заявлений, видимо, в целях сгладить эффект чрезвычайности отмечается: «В большинстве союзных и автономных республик нашей Родины поддерживают принятые меры, вызванные исключительно острой ситуацией. Народы понимают, что ГКЧП СССР никоим образом не намерен посягать на их конституционные суверенные (выделено нами – Ф.С.) права» ^{[5, с. 13]}.

За событиями 18 — 21 августа 1991 года прочно закрепилось наименование «коммунистического путча». Вместе с тем, несмотря на то, что все, кроме одного члена ГКЧП были членами ЦК КПСС, партия не играла решающей роли в его организации ^{[2, с. 28]}.В том числе и противники ГКЧП признавали, что именно идея сохранения территориальной целостности Советского Союза была ключевой установкой «путча», «проходившего даже не столько под коммунистическими, сколько под имперско-державными лозунгами» ^[9]. Данный проект был, по всей видимости, преимущественно плодом мысли консервативно настроенных руководителей силовых ведомств. Как отмечается исследователями, неудавшаяся попытка сохранения Советского Союза в лице ГКЧП ускорила распад единого государства ^{[14, с. 70; 17, с. 13 – 38; 18, с. 97]}.

По мере нарастания кризисных явлений в СССР, после краха ГКЧП позиция республиканских лидеров окончательно изменилась в сторону конфедерации и добровольному предоставлению самостоятельности ряду республик, по сути дела роспуску СССР. Так, выступая уже 27 августа 1991 года на сессии Верховного Совета СССР, Н. А. Назарбаев (р. 1940) заявил: «Для меня уже стало ясным, что обновленный Союз не может быть федерацией. Хватит бежать вдогонку за ушедшим временем. Ново-Огаревский договор фактически является почти конфедеративным. Так что давайте честно признаем и поставим, наконец, все на свои места. Я призываю немедленно решить вопрос предоставления полной свободы республикам Прибалтики, Молдове, Грузии и всем, кто выразил свое стремление к независимости законным демократическим путем. В новом Союзе не может быть ни союзного правительства, ни парламента, ничего, кроме согласованных отношений между республиками» ^{[11, с. 237 – 238]}.Финальной точкой стало подписание руководителями Российской Федерации, Украины и Белоруссии 8 декабря 1991 года соглашения, определившего, что «Союз ССР как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает свое существование» ^[15].Провал ГКЧП усилил и без того стремительную дезинтеграцию СССР, позволил на официальном уровне оценить идею сохранения единого государства как реакционную. В значительной части благодаря этому подписание соглашения, ликвидировавшего Советский Союз, не вызвало в обществе ощутимого резонанса.

You can simply select and copy link from below text field.